— Скажи, не ответил ли тебе царь на письмо? — спросила мать.
Зелимхан сделал вид, что не слышал вопроса, и поспешил перевести разговор на другое.
— Нет, сынок, расскажи лучше, что царь ответил на твою бумагу? — перебила его Хурмат. Ее худая морщинистая рука с трудом дотянулась до его колена.
— До царя мое письмо, видно, не дошло, мама, — сказал он, — Мне ответил генерал Михеев.
— Ну и что? Расскажи...
—Хорошего мало, — ответил Зелимхан уклончиво, не желая расстраивать больную. — Говорит, что во всем виноват я сам. Их не тревожат наши беды. Наоборот: то, что плохо для нас, хорошо для них.
— Это я знаю, — мать подняла на него усталые глаза. — Скажи, собираются ли они помиловать тебя?
— Да, собираются, — иронически улыбнулся Зелимхан. — Только в том случае, если я соглашусь лечь под их топор.
— На то уж воля аллаха, — сказала Хурмат, немного подумав. — Он справедлив и не позволит им незаслуженно казнить тебя. Ведь ты вынужден был стать абреком.
Зелимхан молчал, подавленный тяжелыми мыслями. Ему не хотелось расстраивать больную мать. Да, он верил в аллаха и его предписания, но знал и другое: генерал Михеев в случае добровольной явки Зелимхана не станет советоваться с аллахом, вешать, ему или не вешать абрека.
— На то воля аллаха, сын мой, — повторила старуха после длительного молчания. — С его помощью ты должен искать пути примирения с властью.
— Какими же путями, мама? Я уже сказал вам, как на мою бумагу ответил генерал.
— Что бы генерал ни говорил, все равно надо искать мира, сын, мой, — перебила его старая женщина и глубоко вздохнула. — Подумай, ведь сколько было в Чечне абреков до тебя и никто из них не умер своею смертью. Недаром чеченцы говорят: «Никогда в мире не было села абреков». — Она вспомнила об убитом муже и, горестно вздыхая, добавила: — Ты должен понять, что всякая власть от аллаха.
Зелимхан знал этот догмат веры. Но раз аллах — справедливый судья, то и власть, поставленная им, должна быть справедливой.
— Власть белого царя несправедлива, — ответил Зелимхан, — а потому она не от аллаха.
— Нет, сынок, все равно от аллаха, — настаивала мать. — А за несправедливые дела аллах накажет белого царя.
Зелимхан долго сидел молча. Какие мысли бродили в его голове и хмурили его брови? Что это было — обида на свою безрадостную, разбитую жизнь или, быть может, сожаление, что действительно нет на свете села абреков, где они могли бы трудиться в безопасности? Но вот, словно очнувшись ото сна, он поднял голову и посмотрел на мать. Зелимхан увидел ее закатившиеся глаза.