В этот момент вороной конь Зелимхана вдруг перестал жевать траву, поднял голову и, навострив уши, уставился на дорогу. Зелимхан посмотрел туда же и увидел вдали двух всадников, выезжающих из ущелья.
— Иди спрячь коней, да и сам не показывайся, — велел абрек брату и, спрятав ружье под буркой, спустился на дорогу и встал на обочине.
Когда всадники подъехали поближе, Зелимхан узнал сидевшего на высоком сером коне старшину Говду. Легким кивком головы ответив на приветствие харачоевца, тот хотел было проехать дальше, но Зелимхан вышел вперед и подчеркнуто спокойно сказал:
— Простите, Говда, у меня небольшое дело к вам.
Слегка придерживая коня, старшина обернулся и только сейчас узнал Зелимхана.
— Что тебе понадобилось от меня, бандит? — презрительно смерил его взглядом Говда. Из-за широкой спины воровато выглядывал его писарь.
— Довольно вы злоупотребляли терпением людей. Говда, — сказал Зелимхан и, выдержав короткую паузу, сурово приказал: — Сойдите с коня и сложите оружие.
— Да как ты смеешь, собака! — взревел старшина, схватившись за винтовку военного образца, висевшую у него за плечом.
Но Зелимхан опередил его: молниеносным движением он откинул полу своей бурки и направил дуло ружья в грудь своему врагу.
— Ни с места, иначе пожалеете!
Минуту назад надутое гордостью лицо старшины сразу осунулось, оно то краснело, то бледнело. Он пытался надменно улыбаться, но это выглядело жалко. Грозно направленный на него ствол ружья, как черный глаз, предостерегающе следил за каждым его движением. Говда спешился, положил на землю винтовку, отстегнул и бросил туда же шашку и кинжал, изящно украшенные чернью.
— Ты не имеешь права брать эту винтовку, — с трудом выдавил он из себя. — Завтра же ты пожалеешь о содеянном, — но от гордости надменного старшины ничего не осталось.
— О чем еще мне жалеть, Говда? Ведь бы ничего не оставили у меня, — сказал Зелимхан.
Вдруг, движимый каким-то неясным чувством, он резко повернул голову и увидел, что писарь целится ему в спину из револьвера. Быстро переведя взгляд на старшину, он предупредил:
— Учти, Говда, за укус своей собаки отвечает хозяин, а не собака, — и он шагнул в сторону, чтобы удобно было видеть их обоих. — Предупреждаю: палец мой — на спусковом крючке, и стоит твоему подручному выстрелить, как моя пуля будет в твоем сердце.
Услышав эти слова, писарь опустил револьвер и нехотя бросил его в кучу оружия, сложенного у ног старшины.
Зелимхан повернулся к писарю:
— Целиться в спину, видно, у своего хозяина научился? Как не стыдно! А ведь еще будете называть себя мужчинами.