Но вот на дороге показался человек. Зелимхан с братом застыли, устремив взоры на дорогу.
— Нет, это не он, — почти шепотом сказал Зелимхан и глубоко вздохнул.
Помахивая палкой, по дороге неторопливо прошел старик. Солтамурад узнал его. Это был тот самый мулла, который благословил его брак с Зезаг.
Из-за гор выглянуло солнце. Засветились яркими красками вершины Харачой-Лама. В роще громче запели птицы.
— Мулла, видно, пошел в Ведено, чтобы благословить какое-нибудь очередное злодеяние начальства, — отозвался Зелимхан, поглядев ему вслед.
— Может быть, — нехотя ответил Солтамурад, не испытывавший никакой вражды к этому человеку.
Прошло еще около часа, пока из-за поворота показался человек.
— Он... — прошептал Зелимхан, махнув рукой брату. — Идет один. Сиди спокойно.
Братьев охватило волнение. Особенно сильно волновался Солтамурад, которому казалось кошмарным сном все происходящее. Ведь с сыном Адода он дружил в детстве, играл с ним в альчики и прятки. Вспомнил Солтамурад, как однажды сын старшины вытащил его из проруби, куда он провалился, катаясь на санках. А теперь они враги, кому-то из них троих надо уйти из жизни. Странно, очень странно и страшно.
Зелимхан ждал, пока идущий подойдет поближе, пока не выйдет он вон из-за того камня.
А человек шел спокойно, изредка вглядываясь в примыкающий к дороге лес. В левой руке он нес черную папку, справа на боку из-под кобуры поблескивала рукоять револьвера, на поясе у него висел кинжал в позолоченных ножнах.
— Эй ты, сын Адода! — крикнул Зелимхан. — Защищайся! Пришел час, когда надо доказывать свою храбрость. Это говорю я, Зелимхан...
Идущий отпрянул назад и выхватил пистолет. Зелимхан быстро положил на землю винтовку и тоже вытащил револьвер, но держал его опущенным. Он медленно двинулся навстречу врагу.
— Стреляй первым! — крикнул он.
Грянул выстрел, и тут же за ним — второй. Сын Адода как-то неестественно подскочил и свалился на землю. Папка упала в нескольких шагах от него.
Зелимхан спрятал револьвер, вернулся за винтовкой и быстро спустился на дорогу. Вслед за ним шел и Солтамурад.
Юноша лежал неподвижно, раскинув ноги, обутые в изящные сафьяновые мяхси[8], отороченные золотой нитью. Пуля разбила на его груди газыри из слоновой кости и прошла навылет.
«Из трех клятв, данных отцу, я выполнил две, — подумал Зелимхан. — Может быть, теперь установится мир между нами, вмешаются добрые люди и предложат нам всем покончить с кровными делами?.. Но есть еще Чернов. Где искать его?»
Абрек заглянул в лицо убитого, и вдруг его пронзила жалость. Ярко сияло солнце, зеленела трава, в которой, переливаясь яркими красками, покачивали головками первые весенние цветы. Вновь запели приумолкшие было птицы. Вся эта красота окружающей природы восставала против нелепости совершенного злодеяния. В душе грозного Зелимхана промелькнула тень сожаления, но было уже поздно.