Втайне вынашивая план переселения в Сибирь родных и близких Зелимхана, начальник округа приказал держать под неусыпным наблюдением всех харачоевцев, мало-мальски подозрительных по возможным связям с неуловимым абреком.
Беку Сараеву и его ищейкам снова нашлось много работы: сутками, не зная устали, разъезжали они по Харачою и окрестным селам, по любому неосторожному слову бросались искать след человека, который все больше обретал облик народного героя в устах местных крестьян.
Зелимхан по примеру своих предшественников — знаменитейших абреков Бей-Булата и Астемира — знал, что его будут искать в домах близких ему односельчан. А потому, чтобы не причинять людям неприятностей, он ушел далеко в горы. Здесь, в горах, в маленькой халупе пастуха Зоки абрек нашел надежный приют. Пастухи радушно встретили Зелимхана, тронутые его смелостью, называли его «своим заступником» и готовы были делиться с ним всем, что имеют сами.
Зелимхан запросто сиживал у пастушеского костра, пристально всматриваясь в своих новых друзей, внимательно выслушивая их рассказы, благодарил их за гостеприимство и они гордились его уважением. Много ли надо горцу-пастуху, чтобы покорить его душу — просто дать почувствовать, что в нем видят человека.
Время от времени кто-нибудь из пастухов брал в руки дечиг-пондар[9] и пел о трагедии юноши, восставшего против власть имущих из-за любви к свободе.
Бурей этого несправедливого века
Отравленные — мы поднялись,
И светлая дума и нас, не желая сдаваться,
Восстала против тюрем и цепей...
Пастухи пели Зелимхану песни и спрашивали его:
— А скоро ли придет такое время, Зелимхан, что и мы будем свободны?
— Придет! — уверял их абрек. — Обязательно придет такое время. Но для этого надо одного за другим убирать чиновников царя.
— Эх, Зелимхан, уже много раз люди пробовали так делать! — вздохнул старый пастух. — Одного убьешь, а царь находит другого, и злее, и хитрее первого.
— Надо убивать особенно вредных, — важно пояснил Зелимхан.
— А белый царь найдет еще вреднее.
— Все не захотят умирать, — сказал абрек и вдруг вспомнил свои давние споры в тюрьме с двумя русскими революционерами. Ведь он произнес тогда именно эту фразу. Зелимхану почему-то стало грустно, и он запел свою песню:
Холодна ты, о смерть, даже смерть храбреца,
Но я был властелином твоим до конца...
Он вдруг перестал петь и, не обращаясь ни к кому, сказал:
— Белый царь обижает всех, кроме богатых. Я был в Сибири и видел там много русских. Их всех сослал туда белый царь. Эти русские люди говорили мне, — продолжал абрек, — что царь плохой человек, что надо убрать его.