должна подготовить Мэй к чаепитию у королевы.
—
Ах да, вы же тут только и делаете, что распиваете чаи
с королевой, — пошутил он. — Ладно, котенок. Увидимся вечером
за ужином. Ну-ка, как нужно себя вести, чтобы не угодить в
потайной люк? — поинтересовался он вслух, выставив перед собой
на всякий случай руки.
Очутившись на лестнице, он нерешительно положил ладонь на
перила.
—
Ну вот, теперь мы знаем, что это безопасно.
—
Спасибо, папа.
Я покачала головой и направилась в свою комнату, с трудом
сдерживаясь, чтобы не броситься вприпрыжку. До чего же здорово,
что приехали родные! Если Максон все-таки не отправит меня
домой, расстаться с ними будет невыносимо трудно.
Я завернула за угол и увидела, что дверь моей комнаты распахнута.
—
И какой он был? — услышала я голос Мэй.
КИР А КА С С
—
Очень красивый. Во всяком случае, для меня. У него
были волнистые волосы, и они вечно не желали пожать нормально.
— Мэй прыснула, и Люси, которая рассказывала это, тоже. —
Несколько раз мне даже удалось запустить в них руки. Иногда я это
вспоминаю. Не гак часто, как раньше.
Я на цыпочках подобралась поближе, не желая спуг- п уть их.
—
Ты до сих пор по нему скучаешь? — спросила Мэй,
живо интересовавшаяся всем, что было связано с мальчиками.
—
Все меньше и меньше, — призналась Люси, но в
голосе при этом звучала надежда. — Когда я только здесь
оказалась, думала, умру от боли. Я мечтала, как сбегу из дворца и
вернусь к нему, но это были всего лишь мечты. Я ни за что не
бросила бы отца, и потом, даже если бы мне и удалось выбраться за
дворцовые степы, то я все равно не смогла бы отыскать дорогу
назад.
Я немного знала историю жизни Люси. Ее семья продалась в
услужение Тройкам, чтобы оплатить матери Люси операцию. Но в
конце концов бедная женщина все равно умерла, а когда хозяйка
узнала, что ее сын влюблен в Люси, то продала их с отцом во
дворец.
Мэй и Люси устроились на постели. В распахнутую балконную
дверь веял напоенный садовыми ароматами ветерок. Сестра
вписалась в дворцовую обстановку совершенно непринужденно,
словно жила здесь с самого рождения. Дневное платье, будто
влитое, облегало фигурку. Она заплетала пряди волос Люси в
косички, тогда как основная масса свободно ниспадала на плечи. Я
никогда не видела Люси ни с какой другой прической, кроме
тугого узла на затылке. С распущенными волосами она выглядела
милой, юной и беззаботной.
—
Как это — кого-то любить? — спросила Мэй.
Я почувствовала укол ревности. Почему она ни разу не задала этот
вопрос мне? Потом вспомнила, что про мою любовь к Аспену не
было известно никому, и Мэй в том числе.