Теперь мы смотрели на дядю Илью точно на кудесника, показавшего нам потрясающий фокус. Вы только подумайте: по каким-то слабым стихам восстановить след ветра, промчавшегося над морем двадцать веков назад! Разве это не чудо?
— Ваше открытие поразительно, дорогой Илья Александрович! — сказал Кратов, крепко пожимая ему руку. — Но простите мою назойливость, я все-таки не понимаю, как на основе его можно было восстановить маршрут корабля. Ведь вы установили только общее направление ветров, которые в это время менялись над морем…
— Расчеты, расчеты, дорогой профессор! — перебил его дядя Илья, потрясая пачкой листков, сплошь исписанных формулами и цифрами. — Математика — наука точная. Ведь каждая смена ветров отражалась на курсе парусного корабля. Западный ветер судно подгонял, восточный — мешал ему. Вы мне сказали, профессор, что, по словам Геродота, за день торговое судно проходило почти семьдесят тысяч сажен, — помните, я вам звонил? Но это в тихую погоду. Для шторма я рассчитал ее по дням, в зависимости от господствующего ветра. А пути весенних циклонов мы знаем. Так что все это сделано математически точно. Из Керчи, или, по-вашему, из Пантикапея, этот корабль выйти не мог: слишком близкое расстояние до места гибели получается. Да и вообще при сильном циклоне ему бы не выбраться из Керченского пролива, непременно бы напоролся на мели у косы Тузлы. Из Херсонеса это судно тоже не могло плыть: получается, наоборот, слишком длинный путь, чтобы в такой шторм его преодолеть за шесть дней. К тому же при сильном западном ветре судно непременно бы разбило волнами у мыса Меганом, возле Судака. Этого мыса и сейчас в штормовую погоду побаиваются капитаны. Остается одно…
Мы снова все, как по команде, склонились над картой. Пунктирная линия, обозначавшая путь корабля, начиналась от Феодосии.
— Феодосия… — задумчиво повторил Кратов. — Пожалуй, вы правы. Здесь проходила граница Боспорского царства. Дальше до самого Херсонеса побережье занимали тавры, а степные районы — скифы. Феодосия… А рядом Карадаг, Не о нем ли сказано в письме: «…в дикой и суровой местности на самом берегу Понта Евксинского»?
Неужели мы нашли место, где пряталась эта загадочная крепость Тилур, последнее убежище восставших рабов? И как необычно нашли: по стихам, с помощью моего дяди, метеоролога!
А он с видом человека, выполнившего свой долг, неспеша свертывал карту и складывал бумажки с расчетами. Потом убрал все в футляр и протянул его Кратову:
— Прошу вас, профессор, примите мой посильный вклад в археологию…