В творчестве самого Короленко такое понимание задач литературы проявилось прежде всего в его типических обобщениях, в лирикоромантической окраске рассказов, наконец прямо и непосредственно — в обширной, общественно–активной публицистике. Выбранная писателем форма рассказа, где существенным элементом являлись публицистические отступления, давала возможность Короленко, не нарушая художественной композиции произведения, высказать свое отношение к изображаемым событиям и лицам, подчеркнуть остроту вопроса, усилить эмоциональное воздействие образа.
В изображении народной жизни Короленко резко отходит от приемов народнической беллетристики. Вспоминая о настроениях, вызванных творчеством Короленко в народнической среде конца 80–х—начала 90–х годов, Горький писал: «Он был в ссылке, написал «Сон Макара» — это, разумеется, очень выдвигало его. Но — в рассказах Короленко было нечто подозрительное, непривычное чувству и уму людей, плененных чтением житийной литературы о деревне и мужике»[9].
В своем творчестве Короленко изображал живые народные характеры, лишенные народнической слащавости, сохранившие черты действительного героизма, выражавшего демократический протест масс против существующего строя.
Основное место в творчестве Короленко занимает образ простого русского человека, увидевшего уродства капиталистической действительности, страстно ищущего правду и стремящегося к иной, лучшей жизни. Короленко пишет о людях самых широких демократических кругов, с проникновением большого художника подмечая свободолюбие народа, то типическое, все развивающееся в характере трудящихся масс, что впоследствии сыграло важную роль в революционном преобразовании страны. С большим удовлетворением художник наблюдает поднимающуюся волну народного негодования и протеста.
В ряде своих высказываний Короленко выступает против народнической реакционной теории о «героях и толпе», которая рассматривала народ как слепую инертную массу. «То, что мы называем героизмом, — писал Короленко в дневнике за 1887 год, —свойство не одних героев… Они не отличаются от массы качественно и даже в героизме массы почерпают свою силу… Таким образом, открыть значение личности на почве значения массы — вот задача нового искусства».
«Теперь уже «героизм» в литературе, — писал Короленко в письме к Н. К. Михайловскому в 1888 году, — если и явится, то непременно «не из головы»; если он и вырастет, то корни его будут не в одних учебниках политической экономии и не в трактатах об общине, а в той глубокой психической почве, где формируются вообще человеческие темпераменты, характеры и где логические взгляды, убеждения, чувства, личные склонности сливаются в одно психически неделимое целое, определяющее поступки и деятельность живого человека… И тогда из синтеза реализма с романтизмом возникнет новое направление художественной литературы…»