Что касается до языков, то познание их она не считала приобретением и говорила по-итальянски и по-французски с матерью, по-английски — со служителями.
Семейство Дювалей, состояние которого продолжало улучшаться, не прекращало знакомства с баронессой. Часто господин Дюваль приглашал маркизу, госпожу Марсильи и Цецилию провести у него в Лондоне неделю или две, но госпожа Марсильи постоянно отказывалась. Она знала, как легко четырнадцатилетняя девушка принимает впечатления, и страшилась нарушить спокойное существование Цецилии, пробудив в душе ее какое-нибудь желание, которое не в силах будет удовлетворить. Но зато при всяком свидании она упрекала Дювалей за их редкие посещения, и господин Дюваль, потому ли, что был тронут этим упреком, или имел какое-нибудь тайное намерение, стал чаще ездить в загородный домик, где приезд его, так же как приезд его жены и сына, всем доставлял удовольствие, кроме маркизы, которая не переставала удивляться связи своей дочери с этими простолюдинами; однако она уже решилась сходить вниз к обеду, когда семейство Дювалей по воскресеньям приезжало к ним в Гендон. Но тогда она торжественно одевалась и украшала себя всеми оставшимися у нее бриллиантами, что давало ей большое преимущество над госпожой Дюваль, одевавшейся очень просто и не носившей никаких украшений.
Все это жеманство ужасно мучило баронессу, но она не позволяла себе сделать матери никакого замечания. Впрочем, Дювали, казалось, не замечали этих аристократических выходок или не находили их странными, но можно было заметить, что они были признательны баронессе за ее обращение с ними, совершенно противоположное обращению маркизы.
Цецилия, чудное дитя, не имела никакого понятия об этих светских различиях; она знала только, что господин Дюваль оказал большую услугу ее матери, улыбалась, когда он входил, протягивала ему руку, когда он уходил, целовала госпожу Дюваль так же часто, как и свою мать, и говорила, что очень желала бы иметь брата, похожего на Эдуарда.
Откровенность и ласковость баронессы и Цецилии трогали добрых Дювалей до глубины души, и всегда весь обратный путь, а часто на другой день они говорили только о них.
Так прошло еще несколько месяцев, в течение которых деньги баронессы были истрачены. Мы уже сказали, что маркиза, отдавая бриллианты, потребовала себе часть вырученной за них суммы. Получив, она истратила ее на разные ненужные безделушки.
Сцена, последовавшая после новой просьбы баронессы, была тягостнее описанной нами. Маркиза не могла понять, как деньги, полученные за ожерелье, могли исчезнуть так скоро, и баронесса была вынуждена припоминать числа и показать употребление их для того, чтобы заставить маркизу исполнить ее просьбу и дать ей камней на десять тысяч франков ценой.