— Увы, дорогой Дюваль, Цецилия бедна, а привязанности редки; притом кто придет сюда за нею? Мы живем здесь десять лет, а вы и Эдуард были единственными мужчинами, входившими в наш дом. Кстати, дорогой Дюваль, извините меня, я забыла спросить вас о вашей супруге и сыне. Каково здоровье госпожи Дюваль? Каков Эдуард?
— Оба, слава Богу, здоровы. Эдуардом я доволен. Он славный малый, баронесса, за него я могу поручиться, как за самого себя, и он, я уверен, составит счастье своей жены.
— У него будет перед глазами пример отца, — сказала, улыбаясь, баронесса, — и он последует ему. Да, вы нравы, девушка, которая выйдет за Эдуарда, будет счастлива.
— Вы так думаете, баронесса? — живо спросил Дюваль.
— Конечно. Почему бы я говорила то, чего не думаю!
— О! Я думал, что вы мне сказали это для того только, чтобы что-нибудь сказать или доставить мне удовольствие.
— Нет, я вам отвечала согласно своим убеждениям.
— Ах! Ваше уверение меня очень радует, оно придает мне смелости, баронесса; признаюсь, я пришел с намерением поговорить с вами об одном предположении. В Лондоне оно казалось мне всего проще, но, приближаясь к Гендону, я понял все, что было в этом предположении смелого, дерзкого, скажу даже — смешного.
— Я не понимаю вас, господин Дюваль.
— Это доказывает, что мое намерение бессмысленно.
— Постойте, — продолжала баронесса, — кажется, я…
— Вы улыбаетесь, это меня успокаивает, я вам сказал, что Цецилия составила бы счастье мужчины, вы мне сказали, что Эдуард составит счастье женщины.
— Господин Дюваль…
— Извините, баронесса, извините меня, я знаю, что моя смелость велика; не подумайте, что я забываю расстояние, нас разделяющее, но, когда я вспоминаю случай, сблизивший людей, как мы, настолько далеких друг от друга, то начинаю надеяться, что этим Провидение хотело почтить и благословить мое семейство. Притом, баронесса, это было бы, не говоря о моем состоянии, которое я вам предлагал несколько раз, хорошо во многих отношениях; вы знаете, что торговля уважается в Англии. Мой сын будет банкиром. О! Боже! Я знаю, как ничтожно для дочери баронессы де Марсильи и внучки маркизы де ла Рош-Берто имя Эдуарда Дюваля; я желал бы, чтобы он был герцогом и миллионщиком; он бы предложил вашей дочери и то, и другое, как теперь предлагает триста или четыреста тысяч франков, составляющих наше богатство.
— Да, я плачу, дорогой господин Дюваль, потому что ваше предложение и особенно способ, которым вы его высказываете, тронули меня до глубины души; если бы решение зависело от меня одной, я бы протянула вам руку и сказала бы: «Ваше предложение не удивляет меня, и я согласна», — но вы понимаете, что я должна говорить с матушкой.