Так как эта заметка относится к 1769 г., то уже из одного этого видно, что приведенные выше из дневника С. Пеписа сцены были обычным явлением на протяжении целого столетия. На самом деле они были обычным явлением гораздо дольше, ибо наряду с многочисленными литературными данными более позднего времени гравюры Роулендсона, относящиеся к первому десятилетию XIX в., рисуют такие же сцены разврата, царившего в этих местах, показывают, как проститутки целыми сотнями устраивали здесь свой циничный рынок любви и как дамы общества умели перещеголять бесстыдством продажных женщин.
Формы, в которые облекаются публичные увеселения и специально народные праздники, всегда служат надежным мерилом для оценки как общей культурности, так и господствующей в данную эпоху свободы половых нравов, так как здесь эти последние находят свое наиболее бросающееся в глаза выражение. При этом, однако, не следует упускать из виду, что это верно главным образом только для больших городов или для деревень, лежащих в ближайшем с ними соседстве.
Для большой массы крестьянства, напротив, народные праздники играли все менее видную роль. Экономическое положение крестьян было в большинстве случаев столь печально, а их зависимость от барина столь велика, что в их жизни уже не было места праздникам. Исключению подлежит и мелкий буржуа, поскольку его дни протекали вдали от центров общественной жизни — а тогда даже десяток миль был большим расстоянием. Все его существование было настолько опутано государственной опекой и было так близко к рабству, каждое его движение так усердно регулировалось «отеческим попечением» монарха, что он не имел ни возможности, ни — за немногими исключениями — мужества отдаваться разнузданной радости. Ему, которому начальство предписывало час, когда он должен был вернуться домой, которому под страхом тяжких наказаний вменялось в обязанность посещение церкви, которому по воскресеньям даже возбранялось выходить за городские ворота — этому по ногам и рукам опутанному мещанину казалось геройским поступком, уже если он выпивал лишний стакан пива.
А остальное довершал, как уже упомянуто, пиетизм, ничему так не мешавший, как жизнерадостности, рвавшейся наружу бурно и смело.
Изменившаяся в эпоху старого режима историческая ситуация значительно повлияла и на танцы. Целый ряд танцев исчез — и их место заняли другие. Главной их ноткой сделались теперь игривость и кокетливость, а также ясно выраженная сладострастность.
Характерными примерами могут служить менуэт, аллеманда и вальс — танцы, которые именно тогда вошли в моду. Благодаря такой эволюции танец сделался еще в большей, чем прежде, степени великим совратителем, неутомимым сводником, сводившим оба пола. Прежняя его главная цель, состоявшая в том, что партнершу вращали в воздухе так, что юбки вздувались и глазам публики представало интересное зрелище, никогда, правда, вполне не исчезала, однако постепенно были придуманы более интимные и изысканные эффекты. Во время так называемых «поцелуйных танцев», бывших особенно в ходу в Англии, поцелуй, которым должны были обменяться парочки, становился все более длительным. Аддисон, возмущавшийся этим обычаем, писал: «Хуже всего танцы с поцелуями, когда кавалер должен целовать свою даму по крайней мере в продолжение минуты, если не желает обогнать музыку и сбиться с такта».