История нравов (Фукс) - страница 206
Буржуазия, когда-то бывшая борцом, теперь все более становится сибаритом. И вот ее мечты и симпатии, естественно, обращаются к эпохе, когда сибарит был идеальным человеком.
Другим фактором, определившим первоначальный буржуазный идеал красоты, было то обстоятельство, что буржуазия стала господствующим классом только после продолжительной и героической борьбы. Эпоха нуждалась в героях. Каждый хотел быть героем и чувствовал себя в самом деле героем, победителем абсолютизма. Так зародился идеал героической красоты. Так как каждая эпоха стремится найти для своих новых потребностей уже готовые идеи и образы — или для того, чтобы легче популяризировать свои потребности, или потому, что новая идеология создается не сразу, — то она охотно возвращается к таким эпохам и охотно заимствует у таких эпох, когда аналогичное историческое содержание уже выработало аналогичные идеологические формы.
Этим объясняется начавшееся в царствование Людовика XVI и достигшее своего апогея в дни французской революции увлечение античным миром. В Древнем Риме люди нашли то героическое поколение, которым хотели сами быть. Вот почему телесные формы Древнего Рима воспринимались как высшая красота и провозглашались как высшее мерило. Эпоха, нуждающаяся в героях, ежеминутно готовых пожертвовать не колеблясь жизнью во имя дела, естественно, относится к противоположному типу с величайшим презрением. Если перед героем преклоняются, то его антипода ненавидят. А именно героических черт был лишен прежде всего и более всего щеголь старого режима, бывший типическим мужчиной эпохи, так как он особенно ярко воплощал характерный для абсолютизма идеал мазохистского культа женщины.
Новая идеология выступила поэтому прежде всего против этого типа. Против этого женоподобного мужчины раньше всех повели атаку, естественно, в Англии, более других стран пропитанной буржуазным духом. А вместе с ним подверглись осмеянию и нападению и женщины, все еще увлекавшиеся этими «позолоченными игрушками».
В наш век капитализма царит купец, преимущественно фабрикант. А купец менее всего герой, во всяком случае не герой в античном смысле слова. Он отнюдь не чувствует потребности мужественно рисковать своей жизнью, еще менее, конечно, пожертвовать собой для других. Совсем напротив: он стремится жить как можно более за счет других. Он хочет нажить как можно больше денег. Его собственное «я» представляется ему важнейшим фактором в быстро бегущей смене явлений. Так же мало является он вершиной человеческого совершенства, ибо его способности, равно как его успехи, всецело зависят от безусловно одностороннего развития его интересов.