— По-моему, нет, — ответил Трубников.
— Вы в этом уверены?
Трубников подумал и нехотя пробормотал:
— Сейчас навскидку сказать не могу, но, если вы подождете, я посмотрю в компьютере.
— Мы подождем. Будем очень признательны.
Трубников включил компьютер, вошел в банк данных, запросил все телефонные номера, которые начинались с девятки, и провел по ним пальцем. После чего снова подошел к телефону:
— У меня с этими цифрами только один номер — магазин радиоэлектроники на Ленинском проспекте.
— Извините! — сказали на том конце провода и положили трубку.
Трубников пожал плечами и снова подошел к шкафу. В коридоре давно смолк пылесос, но шамкающий голос уборщицы продолжал заливать что-то покатывающемуся со смеху вахтеру:
— Не поверишь? Они даже не заметили, что он того. И сразу на радостях сунули мне пятнадцать тысяч долларов.
— Врешь, Петровна! Хотя очень складно врешь. Ну а как они попали в Москву?
— Да очень просто. Приехали на Олимпиаду!
Трубников быстро оделся, положил в кейс негативы и уже почти перешагнул через порог, как снова зазвенел телефон. «Так никогда не уйдешь», — с раздражением подумал он и взял трубку. На этот раз звонила жена.
— Ты все еще на работе?
— Да. Но уже выхожу.
— А почему голос такой недовольный?
— Только что звонили из службы доверия и испортили настроение. Хотя нельзя сказать, что сильно испортили, но остался какой-то нехороший осадок.
И Трубников пересказал жене все, о чем только что говорил с девушкой из службы доверия. Настя к этому звонку отнеслась чрезвычайно серьезно. Немного помолчав, она спросила:
— А ты разве не знаешь, что новый телефон Димки Колесникова начинается с этих цифр?
— Да? — удивился Трубников. — А ты откуда знаешь?
— Мне Людка Зыбина давала его телефон. Мы с ней недавно встречались в кафе. Тебе продиктовать, или с ним ты все?
— Все! — угрюмо ответил Трубников. — Через двадцать минут буду. Пока. — Он уже почти водворил трубку на место, как вдруг снова поднес к уху. — Алло! Не бросила еще трубку? Прекрасно! Дай на всякий случай его телефон.
Трубников вышел из офиса, сел в автомобиль и завел двигатель. Но душе было настолько скверно, что, казалось, он никогда не дождется, когда прогреется эта чертова колымага. На улице мело и завывало. Нужно было выйти из салона и смахнуть со стекол снег, но снаружи было настолько промозгло, что не хотелось шевелиться. К тому же на душе скребли кошки.
Семь лет назад, в ноябре девяносто третьего года, Трубников зарекся больше никогда не иметь дела с этим подонком Колесниковым. Вся история их дружбы — это череда подлостей Димана по отношению к нему, его первейшему другу. А первейший друг мог пойти за него в огонь и в воду. И шел.