Наверху хлопнула дверь, и вниз спустился Брайди с чемоданом в руке. Увидев наши серьезные лица, он обратился к Паркинсону:
— Никаких новостей? Похоже, дело плохо. Послушай, тебе ни к чему, чтобы мы болтались здесь все время, а мне нужно успеть на поезд в девять пятьдесят семь. Жаль, что не удалось сделать снимок, но я могу приехать снова, если Рубинштейн разрешит. Сегодня у меня множество дел.
— Как насчет завтрака? — спросил Паркинсон и потянулся к звонку.
— Большое спасибо, я поел у себя в комнате и выпил кофе. Как миссис Рубинштейн?
— Я передам, что ты интересовался ее состоянием, — сухо ответил тот. — Пытаться увидеть ее лично не советую.
— Наверное, ты прав. Что ж, надеюсь, все будет хорошо.
Однако было видно, что его слова — просто дань вежливости. Доехав до города, Брайди забудет о существовании Рубинштейна в этом или еще каком-то мире. Возможно, с сожалением вспомнит о снимке, которым был недоволен, но Рубинштейн как человек будет для Брайди лишь владельцем такой-то собственности, единственной его ценностью в глазах фотографа станут сокровища, которые он накопил. Я сомневался, что даже вопрос о Роуз Пейджет беспокоил его. А что до Фэнни, он не упомянул ее имени, я так и не выяснил, что произошло между ними, и явилось ли это подлинной причиной ее внезапного отъезда.
Уинтон отвез Брайди в большом «роллс-ройсе». Рубинштейн повез Фэнни в маленьком «крайслере», и эта машина пока не вернулась. Уинтон болтался возле нас, стараясь получить информацию.
— Мистер Рубинштейн сказал, чтобы я доставил его утром в Данстер, — сказал он.
— Я не знаю планов мистера Рубинштейна, — произнес Паркинсон. — Если ты все еще нужен ему для этой цели, то узнаешь об этом.
Уинтон задал еще вопрос, получил такой же лаконичный ответ и ушел, недовольный не самим фактом тайны, а своей неудачей выведать хоть какие-нибудь сведения. Я услышал шум, когда он открыл дверь для слуг в глубине зала, и разочарованный голос Уинтона. — Я могу позвонить в его лондонскую квартиру. Вероятно, он поехал туда. Или в клуб. В городе он всегда бывает в одном из этих мест, — сказал Паркинсон.
Но я понял по его тону, что он не надеется получить новости о Рубинштейне. И не получил. В квартире ответивший по телефону слуга сообщил, что мистер Рубинштейн вернется в лучшем случае в понедельник вечером. Передать ему что-то? И от кого?
— Слава Богу, Трейл не узнал моего голоса, — сказал Паркинсон. — Не хочу, чтобы эту историю повторяли по всему Лондону. Теперь звоню в клуб.
Но и в клубе о Рубинштейне давно не слышали.
— Пожалуй, поднимусь, увижусь с Лал, — решил он. — Знаешь, не жди меня; иди завтракай. Мне нужно будет сделать несколько телефонных звонков, потом найду время для всего прочего. Если разойдется весть, что Рубинштейн исчез, найдутся всякие объяснения, кроме истинного. Никто не поверит, что ожесточенная ссора с женой, особенно с таким легковозбудимым существом, как Лал, заставит человека вредить себе в делах. Скорее сочтут, что тут есть нечто странное, и возникает паника на Лондонской фондовой бирже. Слово Рубинштейна считается таким же надежным, как Английский банк, но нашу историю никто не станет слушать. Фэнни? Сделай попытку. Тебе заявят, что ни один человек, обладающий богатством и общественным положением Рубинштейна, не станет рисковать ради такой женщины. И думаю, будут правы.