Вышли к нам старики, просят: только, ради Аллаха, не уходите, они опять придут – спалят нас.
И тут одиночный выстрел с какого-то чердака – и прямо мне в руку. Оказывается, какой-то пацаненок, его отец недавно погиб на той самой войне…Вот такая история, – закончил он, смущенный всеобщим вниманием. – А главное, в чем мне крепко не повезло: как-то он так, паразит, умудрился стрельнуть, что у меня получился какой-то тройной излом, в одном месте пуля в кусочки кость раздробила…Промышлять зверя больше не смогу.
– Не волнуйся, Петрушкин, поправим тебе руку, будет лучше старой, – заверил Крашенинников.
– И стрелять смогу?
– Лучше прежнего.
– Считай, парень, тебе еще повезло, легко отделался, – заметил Матейченков. – Эти обкуренные – они как роботы. Лезут и лезут. Как одержимые. Мне приходилось наблюдать их в деле. А в плен к ним попадешься – пощады не жди: на мелкие кусочки разрежут.
Разговаривали долго, до самого ужина. Разговор получился открытым, откровенным.
Еще несколько человек по просьбе слушателей рассказали историю своего ранения. Персонал поглядывал на старшего хирурга, но тот не спешил прекращать разговор: он посчитал, что такой разговор хорошо способствует терапии. До этой встречи каждый раненый вел себя замкнуто, не хотел толком ничего рассказывать о себе: то ли боялся, то ли смущался.
Известно ведь – своей бедой поделишься, легче станет.
Бывали и совсем нелепые, можно сказать – обидные ранения. Таков был рассказ солдатика, сидевшего в углу, за книжным стеллажом.
– Я до этой самой войны служил в Кантемировской дивизии, – начал он свой рассказ по просьбе соседей.
– Сколько прослужил? – спросил Матейченков.
– Ровно два годочка, день в день. Ну, тут прослышал – записываются добровольцы в Чечню. Я и записался. С детства хотел в настоящей войне поучаствовать. Выяснить, как говорится, на что способен. Да и дружки мои лучшие сразу записались. Что же мне-то, в тылу отсиживаться? Место солдата – на фронте, так я рассудил. В тылу штаны просиживать – каждый мастак.
Ну, прибыли мы воинским эшелоном в Чечню. Осень стоит золотая, в садах яблок да прочих фруктов полно, солнышко яркое. Благодать! Даже не верится, что здесь война идет, кровь льется.
Нам вышло назначение в район Грозного, километров в пятнадцати от ихней столицы. А там уже шла линия фронта неподалеку. Ребята говорили – нас на самый опасный участок бросили.
– Вот и хорошо, – говорю.
– Чему, дурень, радуешься? – спрашивает приятель.
– Покажем себя, как следует. Всыплем боевикам как следует.
– Ишь, раздухарился!
– Всыплем, не сомневайся. На то мы и кантемировцы!