Джон подозрительно прищурился на него, но потом все же наклонился и опять ухватился за конец палки. Кряхтя и пошатываясь, мальчики пересекли кипящий бурной деятельностью двор, проследовали еще по одному узкому проходу, повернули за угол и оказались перед арочным дверным проемом, откуда плыли запахи стряпни. Они втащили корзину в помещение со сводчатым потолком и плюхнули на пол рядом со столом, где дородный круглолицый мужчина с поразительной скоростью шинковал лук, — нож у него в руке так и мелькал, почти неразличимый глазом.
— Под скамью, Филип, — просопел мужчина и хмуро покосился на Джона. — Что за посторонний?
— Он поступает в домашнее услужение, мистер Банс, — пояснил поваренок.
— Кто сказал?
— Сам сэр Уильям вроде бы, — без заминки ответил Филип.
— Хорошо, — буркнул мистер Банс, потом поднял голову и звучно произнес: — Посторонние могут войти!
После этого разрешения Филип повел Джона в глубину помещения.
Кухня оказалась не настолько большой, как воображал себе Джон. Вдоль одной стены тянулся ряд столов, а в самом конце находился очаг — там три горшка дымились над мерцающим огнем, в котором рыжеватый мальчишка помешивал кочергой. Из-за двери напротив доносился плеск воды и звон котлов и сковород. Оттуда выглянул мужчина с невыразительными чертами, не дававшими ни малейшего представления о возрасте.
— Это мистер Стоун, — сказал Филип. — Старший по судомойне. А рыжего у очага звать Альф.
— Не такая уж она и большая, — отважился заметить Джон. — Кухня, — добавил он, поймав недоуменный взгляд Филипа. — Как здесь могут работать все эти люди в красном?
Филип ухмыльнулся и повернулся к Альфу:
— Кухня, видишь ли, недостаточно большая.
Альф тоже сперва озадаченно вскинул брови, а потом улыбнулся.
Филип провел Джона по вымощенному плитами полу через все помещение и отодвинул в сторону толстый кожаный полог в дверном проеме. Ушей Джона достиг густой низкий гул. В конце короткого коридора находились ступени, ведущие к массивной двойной двери. Чем ближе мальчики приближались к ним, тем громче становился гул. Потом Филип повернул ручку, и дверь распахнулась.
— Вот кухня.
Джона накрыла волна шума: кричащие голоса, грохот котлов, лязг сковород, стук ножей и глухие удары мясницких топоров по чурбанам. Мощный поток ароматов затопил обоняние, густой, как наваристый суп, и напоенный пряными парами: сахарные пудры и фруктовые цукаты, шматы сырой говядины и вареная капуста, истекающий соком репчатый лук и пареная свекла. Широким валом накатывал запах свежеиспеченного хлеба, за ним тянулся сладкий дух пирожных. Вслед за запахом жареных каплунов и тушеного бекона наплывал запах подчерненных дымом окороков, висящих в очаге. Где-то на медленном огне томилась рыба в остром кисло-сладком соусе, сложные ароматы которого сплетались и завивались в воздухе спиралью… Сильфий, подумал Джон. Уже в следующий миг сильфий затерялся среди мешанины запахов, исходящих от других котлов, сковород и огромных дымящихся горшков. Богатейший букет обонятельно-вкусовых впечатлений всколыхнул память, вызывая к жизни образы уставленных яствами столов. На мгновение Джон перенесся в лес Баклы и вновь услышал матушкин голос, читающий описания блюд, вновь ощутил, как горячее пряное вино проливается в нутро целебным бальзамом, заглушая голод, изгоняя холод и даже угашая гнев. Он закрыл глаза и медленно вдохнул, втягивая упоительные ароматы все глубже, глубже…