Вывести такую мне кажется невозможным. Выносливы, неприхотливы, как лошади Пржевальского или куланы. Близко. Только те – дикие твари, хрен приручишь. Мне с одной пришлось поконтачить, так и через неделю зверем бросалась. Без толку.
А эти напоминают огромных псов, ласкающихся к хозяину. И отношение монгола к своему коню – как к члену семьи, другу. Я со своим даже боролся в шутку – закидывал передние копыта себе на плечи. Вес – килограмм триста. Ничем не балую, бывает – даю остатки того, что ем сам. Немножко, он любит… Мясо даю. Охрана следит, подкармливает, но в основном на подножном корму. Зимой разве что…
Толком никого кроме меня не подпускает. Теперь в мое отсутствие на нем сидит мой дух, сульдэ. По смыслу – бог войны, вселившийся в меня, как‑то так. Но уже не бог, а я сам, мой дух. То есть, я – бог. Сложно это все. Дошептались.
Как собаку оставишь? Нейману почти десять. Стараюсь не думать про лошадиный век. Он у меня еще молодец. А для скачки под седлом держу еще пару могучих зверей. Старичка своего берегу.
Мне недавно китайцы сказали, что монголы коней как консервы используют. Ехал, проголодался, отрезал кусок, съел, сел и дальше поехал. Бред! Взрослые люди, а верят. Любит народ конину, но не друзей же ест. А у нас на Земле англичане писали, что монголы – людоеды и даже картинки распространили, как мы зубами кишки из живых пленников тянем. Монголов еще лет двести не видели, но лжеинформацию дали, формируя "мировое общественное мнение." Так то – англичане. Надо им было… Еще когда порода проявилась.
…Перехвалил. Было дело, цапнул разок за зад. И хоть бы сказал, за что!
Всякая война является потрясением для психики человека. Рядовой воин видит ужасы сражений вблизи и сам в них участвует. Полководец принимает решения и предвидит те ужасы, которые воспоследствуют от их выполнения. Два года я сам командовал сорокатысячным корпусом наших войск. Две дивизии в Центре, одна на Востоке и одна на Западе проводили мою политику огнем и мечом. Жертвы были, и их было много, но – недостаточно, чтобы переломить ход войны. Вот и получился грабительский набег. И воины мои довольны, и Китай. Такого в его истории было немало, даже стену пришлось построить. Через год‑два зарастут последние следы нашего нашествия, и все пойдет своим путем. Тем же. Принесенные жертвы напрасны.
Боишься – не делай, делаешь – не бойся, не сделаешь – погибнешь.
В этом году военные действия начнем не весной, а летом. Не весной – потому что осенью они уже не закончатся. Мы дойдем не до столицы, а много южнее – до великой Желтой реки и будем воевать, пока не захватим всю часть Китая севернее нее. Это естественный водораздел, и пока переправить через нее конницу я не в состоянии. Мы отправим на войну восемь свежих дивизий, еще не принимавших в битвах участия, а четыре дивизии ветеранов отдохнут в родной степи.