Если бы я мог укрыться под каким-нибудь навесом, в какой-нибудь пещере, я не налюбовался бы великолепным зрелищем, которое открылось перед моими глазами. Молния почти беспрерывно сверкала в тучах, обливая лес самым фантастическим светом; гром раскатывался от одного конца долины до другого; по временам порывистый ветер мчался по вершинам деревьев и сгибал вековые дубы и гигантские сосны, как майский ветерок гнет молодые колосья. Деревья хрустели, и на неистовство урагана лес отвечал продолжительным жалобным воем. Но мне было не до поэтической мечтательности: лил дождь; я промок до костей и чувствовал сильный голод.
Между тем я шел дальше; тропинка становилась шире; я был уверен, что скоро добреду до какого-нибудь жилья. В самом деле, через полчаса я заметил при блеске молнии небольшую хижину. Я ускорил шаги в надежде на гостеприимство жителей этой хижины и через несколько минут стоял у вожделенного приюта. Но, к своему разочарованию, я не заметил ни малейшей искры приветного огонька. Было еще не так поздно, чтобы хозяин домика мог лечь спать. По всему было видно, что этот домик не был необитаемым; можно было заметить следы руки человеческой: вдоль стен был рассажен виноград; розовые кусты, на которых раскачивались запоздалые цветы, украшали аллеи небольшого садика. Я постучался, но мой стук не произвел никакого движения внутри хижины; я начал просить защиты от бури, но на мой голос никто не ответил.
Признаюсь, я готов был силою войти в это убежище, по крепкие запоры разрушили все мои попытки. Между тем меня утешила одна мысль: очевидно, этот маленький домик был построен вблизи какой-нибудь деревни либо замка. Действительно, сделав двести или триста шагов, я наткнулся на какую-то стену и тотчас стал искать ворота, но, заметив в одном месте пролом, оставил дальнейшие поиски, перелез через стену и очутился в одном из тех великолепных парков, которые до сих пор встречаются в Германии. Но этот парк — сколько я мог рассмотреть его в те минуты, когда небо несколько прояснялось и из-за облаков выглядывала луна, — представлял вид горестного запустения. Опрокинутые ветром или свалившиеся от дряхлости деревья загромоздили собою все аллеи; дорожки заросли дикою травою. Этот вид совершенно разрушил мою надежду отыскать хоть одно живое существо в замке, к которому вели мрачные, запустелые аллеи.
Искра света, блеснувшего вдали, подала мне новую надежду. Правда, этот свет, похожий на падучую звезду, тотчас угас, но я пошел по указанному им направлению и через несколько минут выбрался из парка. Передо мной поднималась какая-то темная громада, окруженная деревьями, — это был старинный германский замок. Десять или двенадцать окон выходили на его фасад, но ни одно из них не было освещено. Хотя три окна были закрыты ставнями, но один из них имел большую трещину, а между тем и здесь не сквозило никакого огонька. Очевидно, что и эта комната, так же как и другая, не была освещена. Я обошел весь фасад, желая открыть какой-нибудь вход, чтобы проникнуть во внутренность замка, и наконец на углу здания между двух башенок нашел дверь, которая, уступив первому моему усилию, растворилась настежь. Я переступил через порог и очутился под мрачными сводами. Проходя по темным длинным коридорам, я вдруг заметил сквозь тусклые стекла тот приветный огонек, который начинал уже считать за призрак моего воображения. Приблизившись к окну, я мог рассмотреть, что в комнате возле лампы сидели какие-то старик и старуха; я решился войти в комнату и тотчас отворил дверь, которая была возле окна. Старуха вскрикнула от испуга. Я поспешил рассеять страх, который против своего желания навел на этих добрых людей.