— Эверард, — сказала Роземонда серьезным тоном, — вы останетесь здесь; мы можем быть полезны друг другу. Для вас открыты тайны природы; вы посвятите и меня в эти священные таинства. Я получила некоторое образование благодаря покровительству графини Альбины, и вы не откажете мне в удовольствии поделиться небольшими познаниями с сыном моей покровительницы. Согласны ли вы?
— Теперь уже поздно, Роземонда, слишком поздно.
— Боже мой! Вы думаете, что учиться так трудно? Напротив, очень приятно, Эверард. Книги доставят вам столько же удовольствия, как прекрасный майский вечер. В истории, как и в природе, вы увидите руку всемогущего Бога, а в летописях Германии вы найдете летописи вашей фамилии, встретите имя ваших предков, имя фон Эппштейнов.
— Моих предков? — прервал Эверард с горькою меланхолией. — Вы ошибаетесь, Роземонда. Отец отрекся от меня! К чему теперь учиться? Чтобы яснее видеть свое унижение? Для моей жизни довольно и того, что я знаю. Моя наставница — моя мать. Вы не понимаете меня; со временем я открою вам такие тайны, которые удивят вас и поразят ужасом. Повторяю вам, что я живу какою-то особою, загадочною жизнью. Бог назначил мне странную судьбу, и я покоряюсь ей. К чему, спрашиваю вас, послужит мне человеческое знание?
Подобные споры и рассуждения молодых людей продолжались и во время прогулки в эппштейнском лесу. Друзья не замечали, как летели часы, и не торопились домой, где ожидала их одна важная новость.
— Давно, давно пора! — сказал Джонатан, когда Эверард и Роземонда возвратились домой и вошли в комнату. — Эверард, я получил письмо от вашего отца из Франкфурта. Прочитайте его; речь идет о вас.
Эверард дрожащею рукою взял письмо и прочитал. Максимилиан писал Джонатану, что он навсегда останется в Вене и что с этих пор не увидят его более в замке.
«Скажите моему сыну, Эверарду, — добавлял он, — что я отдаю в его распоряжение замок и четвертую часть доходов. Эверард не должен оставлять замка; я запрещаю ему видеться со мною. С этим только условием я позволяю ему быть хозяином в моих владениях. Я сделаю все, что он захочет, лишь бы он не являлся там, где буду я. Я не буду требовать от него никакого отчета, но и он не должен вмешиваться в мои дела. Для взаимного счастья мы будем чужды друг другу. Вот моя воля, и горе ему, если он ослушается меня».
Прочитав это письмо, Эверард опустил голову на грудь; казалось, он был вместе и весел и печален.
— Что с вами? — спросила Роземонда.
— Роземонда, — сказал он, — Богу угодно, чтобы я остался здесь.