Пожарная машина была снабжена кожаным шлангом — недавнее изобретение, а также последним по времени образцом стальной пожарной лестницы и, наконец, ручным огнетушителем — изобретение капитана Мэнби, которым стали пользоваться с 1816 года.
Пожарные, которых часто в те времена называли пожарной полицией, были облачены в форму «Дружеской помощи»: красные бархатные штаны, бумажные чулки и башмаки с серебряными подковками, голубой мундир с большими серебряными пуговицами. Этот изысканный туалет завершали черные шляпы с высокой тульей.
Зрелище впечатляющее! Кроме того, у «Дружеской помощи» была знаменитая эмблема две руки, соединившиеся в крепком пожатии, а над ними — корона присвоенная ей еще в 1679 году. Пожарные из этой команды считались самыми надежными и ретивыми служаками во всем городе.
И сейчас, словно в подтверждение этому, они сразу приступили к делу, оглушительно застучав кулаками в дверь и требуя, чтобы жильцы немедленно покинули дом. Их приказания были выполнены так стремительно, что Петрине показалось, будто герцог и Ивонна поджидали пожарных в коридоре.
Они выбежали на мостовую. Герцог успел надеть панталоны; это была его единственная одежда, если не считать накинутого на плечи зеленого шелкового покрывала с кровати.
Ивонна Вуврэ, напротив, была облачена в очень изысканное и красивое неглиже из розового шелка, украшенное кружевами и лентами. Ее черные волосы разметались по плечам, и, хотя она явно была взволнована и напугана, это не мешало ей выглядеть, как ревниво отметила Петрина, чрезвычайно соблазнительно.
Ивонна и герцог перешли на другую сторону улицы, чтобы не мешать пожарным, которые поливали из кожаного шланга огонь у фундамента дома.
Пламя быстро убывало, и стало совершенно очевидно, что оно не причинило никакого ущерба зданию. Неожиданно перед герцогом и Ивонной возникла фигура Торнтона с блокнотом в руке.
— Может ли ваша светлость что-нибудь сказать по поводу происшествия? — услышала Петрина его вопрос.
— Нет! — отрезал герцог. — И я не понимаю, почему вы называете меня «ваша светлость».
— Но если я не ошибаюсь, вы — герцог Рэнлэг, ваша светлость, — ответил Николас.
— Это не соответствует истине, и я запрещаю вам публиковать столь клеветнические измышления!
— Но публика интересуется всем, что касается знаменитой мадемуазель Ивонны Вуврэ.
— И не желаю, чтобы cette histoire[3] была опубликована в газете, — вмешалась Ивонна. — Убирайтесь! Allez![4] Оставьте нас в покое! Мы не желаем, чтобы о нас писали в газетах.
— И это очень понятное желание, — Николас Торнтон поклонился и хотел было уйти, но герцог остановил его: