Перво-наперво должен заметить, что, когда немцы оккупировали Эстонию, мне было тринадцать лет. Уже вскоре после начала войны мы с бабушкой эвакуировались в деревню к тете. Дело в том, что частые воздушные тревоги плохо действовали на бабушкино здоровье, а поскольку у меня были каникулы, я мог поехать с нею. Ведь и в деревне кто-то же должен был присматривать за старушкой и заботиться о ней.
У моей тети и ее мужа маленький хутор. Поэтому мы с бабушкой участвовали в различных полевых работах, на сенокосе и так далее. Время от времени я еще добывал, как говорится, приварок: удил рыбу в протекавшей поблизости речке.
Моя тетушка имеет привычку говорить: «Ох ты Господи, что же теперь будет?» Это ее любимое выражение. Если куры забираются в ягодник, она всегда говорит: «Ох ты Господи, что же теперь будет? Куры в саду!» И когда первый немецкий мотоциклист проехал через деревню, она тоже сказала:
— Ох ты Господи! Что же теперь будет? Немцы уже здесь!
— Теперь начнется фашистская оккупация, — сказал я.
Но дядя прикрикнул:
— Ты, пацан, закрой клювик!
Я, конечно, закрыл так называемый клювик, но фашистская оккупация все-таки началась. Кстати, мой дядя вовсе не плохой человек. Просто у него нервы сдали.
Никаких боев в наших местах не было. Я горячо сожалел об этом, потому что надеялся подсобрать немножко военного снаряжения, которое можно было бы использовать позже при необходимости. Но все произошло очень просто и спокойно. Накануне вечером последние красноармейцы отступили от хутора Сооселья. Прошел слух, что немцы где-то там прорвались и есть угроза окружения. Наверно, так оно и было. Во всяком случае, мотоциклы и машины с немцами уже на следующий день в обед въехали в деревню.
Должен сказать, что я не очень-то боялся немцев. Я был в то время еще маленького роста и вообще сравнительно молодым. Поэтому немцы должны были принимать меня просто за мальчишку, а не за опасного врага. С одним унтер-офицером, который пришел и попросил напиться, я даже разговорился.
— Вы верите, что Германия победит? — спросил я по-немецки.
— Конечно, — ответил он. — Мы победим.
— Но ведь в России много мужчин, — сказал я.
— А у нас много танков, — сказал он.
Я не знал, что значит «панцер», и тогда он нарисовал мне палочкой на земле танк.
— Но у Англии много… — сказал я и нарисовал корабль, так как не знал этого слова по-немецки.
— У нас много самолетов, — сказал он, нарисовал самолет и засмеялся.