Когда через два часа мужчина вернулся, то похолодел – девочки не было. Это казалось невозможным: ватник лежал почти на том же месте, но чуть поодаль Степану удалось обнаружить несколько капель крови, а потом следы исчезали. В отчаянии ему казалось, что он опоздал всего лишь на несколько минут. И все же, осмотрев все, мужчина вынужден был отказаться от бесполезных поисков, чтобы не потерять и второго ребенка. Проклиная себя за совершенную ошибку и в то же время понимая, что иного выхода не было, с тяжелым сердцем он продолжил путь.
* * *
Добыв у презираемых им сталкеров бинты, антисептическую мазь и антибиотики, Степан крался к своему жилищу, соблюдая все необходимые предосторожности. В сотый раз он пытался понять, что же случилось в вентиляционной шахте, а также – каким образом, будучи бездетным отшельником, он согласился заботиться о ребенке? И должен был честно себе признаться: пустота жизни требовала заполнения, поэтому желание воспитывать сына было слишком острым искушением, заставляющим пренебрегать опасностями.
Едва Степан переступил порог, как его шею ожгло холодом: длинный клинок, слегка оцарапав кожу, прижал сонную артерию. За воротник потекла горячая струйка крови.
– Попробуй шевельнуться, и сдохнешь! – раздался срывающийся мальчишеский голос, переполненный отчаянием. – Ты кто? Зачем сюда пришел?
– Я живу здесь… – прошептал Степан. – Погоди… Я тебе жизнь спас… Твой отец…
Впервые мужчина так явно почувствовал холод смерти, отлично понимая, что может не успеть помешать юнцу, если тот все же решит перерезать ему горло. Нет, конечно, и раньше он попадал в опасные переплеты, когда приходилось рисковать всем, но тогда он играл жизнью, зная, что получит взамен…
– Где отец? – требовательно спросил мальчик, и лезвие теснее прижалось к коже.
– Думаю, умер.
– Сестра?
– Я смог спасти только тебя… – проговорил диггер, и едва успел подхватить на руки падающего в беспамятстве парнишку.
Второе звено
– Дядя Степан, что обозначают слова «звездная пыльца»?
– Откуда ты их взял?
– Слышал песню.
Было так странно найти интересного собеседника в тринадцатилетнем мальчишке. Степан испытывал необъяснимое чувство превосходства по отношению к родившимся уже под землей, или к тем, кто попал в Метро настолько маленькими, что не помнили вкуса жизни на поверхности. Это ощущалось как парадокс, ведь именно поколение Степана и отвечало за то, что земля стала безвидна и пуста, и лишь миллиарды убиенных душ носились над нею. Но разве он персонально был в этом виновен? Нет. И теперь ему казалось, что не видевшие настоящего заката… ущербные, что ли? Пусть не по своему выбору, не по своей воле…