– Ладно, ладно, помню… Сижу, не высовываюсь… Я девчонка, твоя дочка и зовут меня Люба, – ворчал Август, убирая голову из-под руки наставника. – Лучше расскажи мне еще про этого Октавиана… Сколько, говоришь, ему было лет, когда он стал принимать участие в политике?..
– Двенадцать. В этом возрасте он произнес первую речь перед гражданами Рима. На похоронах знаменитой Юлии, сестры Цезаря.
– Значит, я уже опоздал на год… – в голосе мальчика слышалось неподдельное страдание.
– Ерунда, еще наверстаешь.
– А речь я обязательно произнесу. На похоронах Дружинина.
Веришь?
– Почему же нет. Вот окрепнешь, научишься как следует стрелять, драться, – и вперед.
– Ты же сам говорил, что драться должны уметь простые солдаты, выигрывать сражения – стратеги, а планировать операции – политики. Сколько боев выиграл лично Октавиан?
– Ни одного, ты прав. Но у него был друг, превосходный, талантливый полководец Агриппа…
– Ну, так назначаю тебя своим Агриппой! Справишься?
– Попробую, моя генерала! – Степан шутливо отдал честь. – Но где же мы возьмем оружие? И солдат? Им ведь надо платить.
– Когда придет время, все будет.
На этом, как бывало уже не раз, мальчик надолго замолк, уйдя в себя, словно блуждая по переходам Метро и отмечая только ему ведомые знаки.
– Понимаешь, Август, ты не боишься ходить по туннелям, нет у тебя этого страха. Поэтому я хочу, чтобы ты стал диггером и медвежатником, как я. Очень удобно совмещать обе эти профессии. Могу тебе точно сказать, что с ними ты всегда будешь уважаемым человеком, к мнению которого прислушиваются, и не придется считать последние патроны, что тоже в нашем мире немаловажно!
– Мне их считать не придется в любом случае! – упрямо ответил Август, и лицо его стало отрешенным.
Мужчина знал, что дальше продолжать бесполезно. Наталкиваясь на стену отчуждения, которой отгораживался мальчик, Степан чувствовал поднимающуюся в груди волну горечи, даже мог пробовать ее на вкус. Именно в такие минуты острая боль напоминала о погибшей девочке, которую он не смог уберечь. Отношения с Августом уже приняли достаточно определенный характер, и диггер понял, что парнишка, которого он полюбил и считал своим сыном, никогда не скажет ему «отец».
* * *
Через несколько месяцев их убежище все еще оставалось ненайденным, и Степан постепенно расслабился, признавая, что убийцы потеряли след. Он открыл в себе талант учителя, с радостью передавая Августу все, что знал сам, и находил много интереснейших историй, читая вместе с названым сыном книги, которые добывал в Полисе…
Особенное удовольствие они получали от найденной рукописи, которая завалялась между страниц учебника по географии. Это были «Уроки 36 стратагемм», трактат по военному искусству династии Мин, переписанный в тоненькую ученическую тетрадку кем-то задолго до Катаклизма. Изучение пожелтевших листочков превратилось в невероятно интересную игру: оба азартно придумывали нынешние реалии, давали современные названия древнекитайским хитростям, каждое обсуждение превращали в шахматную партию и ставили мат невидимому пока противнику, добиваясь его полного разгрома.