Мать-ехидна лучше всех! (Белова) - страница 89

А здесь запечатлен мой звездный час в детском комбинате номер восемь. Новый год в подготовительной группе. Я — королева льдинок в бумажной короне, расписанной серебристой краской, голубом батистовом платьице с рюшами, сшитом моей бабушкой Ниной, и синих резиновых тапочках, специально подобранных по цвету к праздничному наряду. И этот, и предыдущий снимок тоже черно-белые, но я прекрасно помню детали и цвета одежды.

Несколько интересных фотокарточек школьных лет: я с новеньким пионерским галстуком на щуплой девичьей груди, горящим взором и двумя длинными косами; я с подругами в зимнем лагере, на мне кроличья ушанка и валенки. Я в первом настоящем полувечернем платье из ацетатного шелка с роскошной оборкой по подолу. А это я снималась на комсомольский билет в четырнадцать лет — брови вразлет, белый кружевной воротничок коричневого форменного платья и недоразумение вместо прически.

Каждая старая фотография служит мне памятным узелком, потянув за который, я смогу намотать целую охапку кудрявой шелковой кудели, крепко связывающей все мои дни, месяцы и годы в одну большую и сложную жизнь. И чем меньше таких узелков, тем более дорогие воспоминания они объединяют, тем более трогательными кажутся картинки далекого прошлого.

…Половину места в моем компьютере занимают яркие цветные снимки недавнихлет: дочка, живность, усадьба, друзья, техника, родственники и коллеги. Их можно выкладывать в блоге, в социальных сетях, получая «лайки» и одобрительные комментарии. Но когда грусть внезапно прикасается к моей ладошке, я не спешу пролистывать цифровой семейный архив. Я достаю свой любимый черно-белый снимок, на котором я загадочно и многозначительно улыбаюсь на фоне старого бабушкиного дома. Я долго разглядываю свое изображение, мечтая мысленно дотянуться рукой до тех благословенных времен, когда мне было шестнадцать счастливых лет, я отчаянно мечтала о любви, верила в дружбу и была убеждена, что все самое лучшее — впереди.

Босиком к бессмертию

Считается, что возникновение у ребенка страха смерти говорит о пробуждении его самосознания. Наверное, мое детское самосознание пробуждалось не совсем правильно, потому что я вместо боязни чувствовала жгучий интерес к самому волнующему и сакральному моменту человеческого бытия.

Вот память услужливо подсовывает мне бабушкино давнее обещание оставить в наследство заветную шкатулку с полным набором фамильных драгоценностей. Их немного, бабушка не вдова Аристотеля Онассиса, а обычная российская женщина, сумевшая сохранить в войну всех троих детей и обменявшая ради этого единственное золотое обручальное кольцо на муку. Но у нее есть чудесные сережки с бриллиантовыми капельками, привезенные из настоящего Копенгагена, нитка тяжелых прозрачных бус из необработанного янтаря, изящная брошка в форме стрекозы. И даже старинная костяная пуговица, похожая на миниатюрный кленовый лист.