Мэнди подняла глаза, и во всем павильоне словно не осталось никого, кроме нее и Саймона, высокого, с бронзовым загаром, в элегантном сером костюме и белоснежной рубашке. Он сейчас выглядел точно так, как в день их знакомства, когда она впервые встретила стальной холодный взгляд его серых глаз. Только теперь этот взгляд больше не был холодным. Сейчас он был добрый и… в нем было что-то еще, чему Мэнди не могла найти названия.
— Я рад, что ты пришла, — просто сказал Саймон.
И повел ее туда, где были выставлены его розы.
— О… — замерла Мэнди.
Они были так прекрасны, что все слова застряли у нее в горле. Цвета солнечного света, они горделиво возвышались в вазах, лепестки закруглялись шелковистыми завитками, множество еще не раскрывшихся бутонов желтели в обрамлении блестящих темных листьев.
— А сейчас, — раздался у нее над ухом голос Саймона, — самое главное.
Он протянул ей синий ярлычок, она машинально взяла его в руки и молча уставилась на него, не в силах поверить глазам. Под напечатанными словами «первый приз» было написано: «Гибридный сорт «мэнди».
Наконец она подняла глаза.
— Это я? — заикаясь, спросила она. — Ты назвал свою розу в честь меня?
— Конечно… кого же еще? Ты разве не знала? Я даже не хотел тебе заранее говорить, чтобы не испортить сюрприз. Я снова спрятался в свою раковину и трясся от страха, что тебе все еще нужен тот, другой. Я все заранее спланировал… я хотел подождать, пока смогу порадовать тебя своим успехом. И только в последний момент выяснилось, что я сделал пару огромных ошибок: ты чуть не утонула тогда в саду и чуть не разбила голову.
Где-то прозвонил звонок, и люди начали постепенно выходить из павильонов. Мэнди стояла не двигаясь, ничего не видя, и смотрела на цветы. Она чувствовала, что Саймон стоит совсем рядом с ней и ждет, когда уйдут последние посетители. Наконец все павильоны опустели и они остались одни.
— Я все не могу прийти в себя. — Мэнди покачала головой. — Я думала, что Никола… я все это время считала, что вы с Николой…
И вдруг она похолодела. А что было бы, если бы Саймон не оказался на станции? Тогда он прочел бы ее записку и подумал, как она того и хотела, что она на самом деле до сих пор любит Робина. Она побледнела. Какой ужас!
— Никола? — В голосе Саймона звучало изумление. — Конечно, я очень люблю Николу и всегда ее любил. Мы с ней как брат и сестра, как будто из одной колыбели. А потом, у Ники хватало своих проблем… дело в том, что мужчина, которого она… в общем, он был несвободен и не мог на ней жениться, и только сейчас… Понимаешь, у нее довольно строгий отец, с викторианскими идеями, он против развода, и все прочее. Но я помог им все устроить. Эдмунд Марсден высоко ценит мое мнение, может быть, потому что он очень дружил с моим отцом. Поэтому мне приходилось так много времени проводить в доме у Марсденов. Но теперь наконец все разрешилось, и Ники с Генри могут быть счастливы. Правда, мы еще недели две назад не знали, как все обернется, так что бедной Ники приходилось все держать в строжайшем секрете. Она хочет теперь все тебе рассказать. Мэнди, они с Генри приглашают тебя сегодня вечером на ужин. Он приедет из Лондона. Но только, Мэнди… — голос его упал, — ты мне так и не сказала. Пожалуйста, разреши для меня эту загадку. Я не умею красиво говорить, но я так люблю тебя, моя дорогая, ты для меня как солнышко.