Давно замечено: если на Самсона Странноприимца случится дождь, следом другие аж до бабьего лета зарядят. А в мокрую пору хорошего сена не заготовить. Почернеет оно, гнилью пойдет. Чем тогда скотину кормить? Гречихе, которая сухую погоду любит, да и другим злакам, тоже не поздоровится. Зато просо уродится на славу — густое, плотное. Соберут его бабы, от шелухи отолочат, а из полученного пшена худо-бедно станут в зиму кашу варить, а то и пироги-пшенники делать.
Приказные дьяки сено не косят и просо не ростят, но и мимо их внимания дождь на Самсонов день не проскочил. За ужином только о нем разговору и было. Ведь от того, что у земледельцев в поле, напрямую зависит, сколько припасов для нижегородского ополчения заготовщикам кормов собрать удастся. Да и для предстоящего похода к Москве слякоть помехой может стать. Хоть до нее путь недальний — всего двести пятьдесят верст, а дороги во многих местах разбиты, все в ухабах да рытвинах. После дождей они и вовсе в болотину превратятся — ни пройти, ни проехать.
— Для нас теперь дождь, как монах на свадьбе, — пошутил Семейка Самсонов. — Мало того, что не зван, так еще и не уместен.
— Это ничего, — подал голос Кузьма Минин. — Дождь-то недолгий был — чирикнул и нет его. Значит, и другие недолгими должны быть. Зачем пугать себя раньше времени? И поважней дела есть.
Дьяки приготовились слушать, что за дела их завтра ждут, но тут Дорога Хвицкий, тугой на правое ухо дьяк Земского двора, поворотился к Самсонову:
— Какой это монах для нас не уместен, а? Уж не троицкий ли келарь Авраамий-громословец?
— При чем тут Авраамий? — пожал плечами Самсонов. — Я другое в виду имел. Совсем другое.
— При том, — объяснил Кузьма Минин. — Нынче Авраамий со словом старцев Троицкого монастыря и впрямь к нам на беседы пожаловал. Вот Дороге и примнилось, что это о нем Семейка что-то негожее брякнул. Успокойся, Дорога! Он тебе после все как есть обскажет.
Но Хвицкий и не думал успокаиваться:
— Ныне кто свечу Христова воина Гермогена перенял и высоко держит? — Владыка Троицкий Дионисий с избранником Божиим Авраамием. Их не зовут, они сами приходят!
— А и верно, — запереглядывались дьяки. — Митрополит наш Кирилл от ветхости своей пастырским словом не силен. Вот бы Авраамия послушать.
— Даст Бог, послушаем! — заверил их Кузьма Минин. — А пока пусть дела своим чередом идут. Авраамий в Спасо-Преображенском монастыре пребывает. Там у нас свой приказ. Через него и будем сноситься. Остальное Совету земли решать да князю нашему Дмитрию Михайловичу.
Известие о том, что Авраамий Палицын прибыл в Ярославль, взволновало, но не обрадовало Кирилу. Могучий образ святого старца Иринарха, провидца и страстотерпца, вытеснил из его сознания образ человека, которого он прежде обожествлял так же страстно, как Дорога Хвицкий, а, пожалуй, и поболее, но потом вдруг охладел к нему. Голову сверлила мысль: «Палицын здесь, в Ярославле. Свидимся ли? А если свидимся, что я ему скажу? Что он мне скажет?»