Много ветров на свете. Три ханства они привели под высокую царскую руку — Казанское, Астраханское и Сибирское. Третье само стало за спину Москвы, но бухарец Кучум захватил его вероломно. И тогда атаман Ермак через Земной пояс и дождь стрел, через лишения и смерть дружину свою провел, чтобы восстановить попранное, расширить и укрепить Русь. Память о нем не меркнет. Дело его живет. Готовы дерзать на смерть против незваных иноземцев сыны его товарищей.
Сошлись в чистом поле ветры. Сошлись времена и судьбы. Горит костер, вздымая высокое пламя. И кажется, Смуты уже нет. И кажется, мир полон красоты и дружбы. Но завтра нам предстоит жестокая битва…
Неожиданно лица беседчиков сделались серьезными. Это герой дня Сергушка Шемелин спросил у Пожарского:
— А скоро ли с гетманом Ходкевичем схлестнемся? Пора показать им кузькину мать.
— Ходкевича лихим наскоком не возьмешь, — остудил его пыл Пожарский. — За плечами у него много громких побед, а главное — опыт, смекалка, храбрость. Одолеть его будет непросто, но я верю: одолеем. Нынче он, как и мы, на подходе к Москве. Наша забота: дорогу ему заступить, чтобы он с кремлевскими ляхами не соединился. Для этого мы завтра же у Арбатских ворот острожек срубим и рвом окопаемся. Ко всему будьте готовы: и строить, и воевать… А теперь на отдых пора. Рад был с вами посумерничать. Время позднее, а вставать ни свет ни заря…
Так и случилось. Пожарский велел поднять ополчение раньше обычного. И потянулось к Москве разноликое воинство, на ходу досматривая неспокойные сны.
Неподалеку от Сретенского монастыря навстречу предводителям земской рати выехал князь Дмитрий Трубецкой. Его сопровождал отряд парадно одетых дворян из подмосковного ополчения. Уязвленный нежеланием нижегородцев занять брошенные казаками Ивана Заруцкого избы, землянки и шалаши в Яузском остроге и таким образом влиться в его войско, Трубецкой сам решил перебеседовать с Пожарским. Причем с глазу на глаз. Но Пожарский его сразу предупредил:
— У меня от Кузьмы Миныча секретов нет. Говори при нем или разъедемся.
Оскорбленный таким началом переговоров, Трубецкой пробормотал:
— Уже мужик нашу честь хочет взять на себя, а наша служба и радение ни во что будет.
— Повтори, что сказал! — потребовал Пожарский.
— Что сказал, то улетело, — вильнул глазами Трубецкой. — Давай лучше о деле поговорим, Дмитрий Михайлович. Пошто ты от меня нос воротишь? Или вестовые врут, будто ты говоришь: «Отнюдь нам вместе с казаками не ста́ивать»?
— Нет, не врут. Тебе я то же самое скажу, Дмитрий Тимофеевич. Сам посуди! Ходкевич к нам со стороны Дорогомиловской ямской слободы по Смоленской дороге идет, а твой Яузский острог где окопался? На другой стороне Москвы. Оттуда мы нападения не ждем. Зачем же нам туда становиться?