... Арлекин опомнился и что есть силы дернул за веревку.
- Елен! Ты в порядке? – крикнул он.
Из воды показались сначала руки, потом плюющаяся водорослями голова Елен, наконец, ее грудь, живот, ноги и подвязанный к ногам камень. Блочная конструкция позволяла Арлекину опускать даму в воду, а затем поднимать ее, находясь на берегу, что составляло определенные удобства.
Избавившись от воды в носоглотке, Елен стала дико ругаться и поносить Арлекина отвратительными словами, которые мы, разумеется, вырезали из текста, о чем абсолютно не жалеем.
- Простите, Елен, я задумался, ты совершенно вылетела у меня из головы, – извинился Арлекин. – Рад, что мы не захлебнулись.
- Что тебе надо, скотина? - спросила журналистка, сопровождая вопрос площадной бранью.
- Ты всю ночь напролет задавала мне этот вопрос. Сколько можно?
- Какого… было называть себя миллионером, урод?
- Мне нужен адрес загородной виллы, Елен, а не твоя любознательность!
- Единственное, на что ты способен, трусливый опарыш, ........., это мучить связанную женщину...
В общем, Елен вновь погрузилась в озерные водоросли, и пейзаж вполне восстановился. Заголосили птички, кузнечики и так далее. Минуту спустя Арлекин предоставил Элен Фишер очередную возможность глотнуть воздуха, но она ее опять не использовала для себя и общего дела.
- Что тебе надо, гад?!...........!! – взревела Елен.
- ........! - парировал Арлекин.
- .................! - хрипло выкрикнула бедняжка и пошла на дно.
- Чудесно! Пьянительно! Волшебно! - молвил Спаниель Глюк, покидая бассейн и вылезая на балкон освежить легкие глубоким вздохом. - Ты знаешь, мой мальчик, - продолжал Глюк, кладя тонкую, как ветка березы, руку на вишневого пажа. - Порой кажется, весь этот мир был создан добрым-добрым сказочником во имя красоты и редких кристаллов прекрасного. Что значат наши жизни, голубка моя, в сравнении с этой красотой? - Дед окинул взором божественный вид, открывающийся с балкона. - И что значит даже твоя жизнь перед твоей красотой?
- Но чтобы была красота, нужна жизнь. - Мальчик поежился.
- Ты моя радость! Ты мой свет и отрада в долготе дней моих! Как освежают эти светлые, простые мысли среди утреннего волшебства! ... Посмотри, это роса! Возьми-ка ее своим пальчиком! Положи-ка на свои молодые губы! Не правда ли, сей вкус пьянительней любого вина?
- Правда, Спаниель.
- Расскажи-ка мне, моя молодость, о чем это пищали утречком наши желтенькие газеточки? Наши маленькие, глупенькие курочки?
- Спаниель, мне кажется, это огорчит тебя...
- Ничего, моя любовь, ничего, говори, говори! Не так уж я слаб, птенчик мой, чтобы не вынести даже саму весть о смерти.