— Пуст, — сказал он. — Цианистый калий. Это был цианистый калий.
Павел взглянул на врача с недоумением.
— Вам знаком этот флакон? — спросил Шильников.
Стаховский ответил не сразу. Он взял со стола стакан полковника, с задумчивым видом повертел его в руках.
— Можно, конечно, сделать анализ. Но я не сомневаюсь в результате.
— Что вы знаете насчет флакона, доктор? — настойчиво повторил Шильников.
— Ах, вы об этом, — скупо усмехнулся врач. — Нет, покойный получил его не от меня. Сегодня рано утром он заехал за мной в санчасть, пригласил позавтракать. Мы были довольно дружны с полковником, но все же я понял, что он приглашает неспроста. Так оно и оказалось. Ему хотелось просто подразнить меня. Дело в том, что месяца два назад он попросил меня снабдить его надежным, быстро действующим ядом. Разумеется, я категорически отказал, и полковник долго еще дулся на меня. К несчастью, он все же где-то сумел раздобыть цианистый калий. Очевидно, в немецкой аптеке. Утром я не сообразил этого, подумал, что взято у меня, тайком, и даже рассорился с покойным.
— Значит, у полковника были мысли о самоубийстве? — поинтересовался Шильников.
— Нет, что вы! — запротестовал врач. — Он был типичнейшим жизнелюбцем. Просто ему случилось однажды попасть в окружение. Это произошло севернее Алленштейна. Немецкие автоматчики охватили тылы дивизии, связь была прервана, и им крепко досталось бы, не подоспей конники двенадцатого полка. Вот после этой-то истории он и стал осаждать меня просьбами о яде. Ему хотелось иметь флакончик на крайний случай.
— Следовательно, мысль о самоубийстве исключена?
— Это было бы что-то невероятное, — пожал плечами Стаховский.
— Хорошо, — согласился Шильников. — Допустим, неизвестный преступник сумел воспользоваться флаконом для убийства полковника Панченко. Но кто мог знать, что во флаконе смертельный яд?
— Кто угодно, — печально усмехнулся медик. — При общительности Ильи Григорьевича…
— Последний вопрос, доктор, — сказал Шильников. — Выходя от полковника, вы никого не встретили?
— Нет, — минуту подумав, ответил врач. — Впрочем, постойте… Во дворе попался мне старик-немец, бородатый такой, седой, со склеротическими жилками на лице.
— Других примет не помните? — оживился Павел. — Одежда.
— Не помню, — признался врач. — В темном чем-то… Да, вот еще: в руках у него была корзинка.
Шильников отворил дверь в прихожую.
— Что за немец побывал у вас утром? — спросил он Мосина.
— Ганс Гофман, рыбак здешний, — нехотя отозвался сержант и вдруг, спохватившись, быстро заговорил: — Не доложил я вам, товарищ майор, немец-то этот точно побывал у нас. После гостей уже. Взволнованный такой прибежал — и прямо к Илье Григорьевичу. Не успел я остановить его. Пока с воротами возился, запирал после мотоцикла, он — через калитку и сразу в дом. Правда, тут же и вышел, сказал, что вечером еще придет. По-русски, между прочим, калякает…