Том выключил двигатели, и ветер беззвучно понес «Дженни» к Анкориджу. Тома растрогала неожиданная забота Эстер о ледовом городе. Только теперь, увидев его снова, Том понял, как скучал по нему. Его глаза наполнились слезами, огни Рулевой Рубки и Зимнего дворца расплылись светящейся паутинкой.
— Иллюминация, как на Рождество Куирка…
— Это чтобы Архангельск издали их заметил, — сказала Эстер. — Наверное, Масгард и его охотники остановили двигатели, включили все огни и радиомаяк. Скорее всего, они сейчас сидят во дворце, дожидаются, когда подъедет их мегаполис.
— А Фрейя? — спросил Том. — Что с людьми?
Эстер ничего не могла на это ответить.
Воздушная гавань выглядела необычно светлой и приветливой, но садиться там нечего было и думать. Эстер притушила ходовые огни «Дженни» и уступила место пилота Тому — ему это лучше удавалось. Он заставил «Дженни» спуститься так низко, что ее гондола чуть ли не скребла по льду, и вдруг резко рванул ее вверх, проскочив через узкую щель между двумя складами по левому борту нижней палубы. Магнитные захваты щелкнули ужасно громко, но никто не прибежал посмотреть, что случилось. Когда Эстер и Том рискнули выглянуть наружу, на занесенных снегом улицах никого не было видно.
Они тихо спустились на причал, не разговаривая между собой, погрузившись каждый в свои воспоминания об этом городе. «Гром с ясного неба» стоял ближе к середине гавани. На оболочке его баллона полыхал красный волк — символ Архангельска. Рядом с кораблем стоял часовой, закутанный в меха. За окнами гондолы горел свет и двигались люди.
Том посмотрел на Эстер:
— Что теперь?
Она неуверенно покачала головой и повела Тома в густую тень за топливными цистернами. Они прошли через черный ход в дом начальника порта. Здесь было темно, только портовые фонари чуть светили сквозь морозные стекла. Как будто смерч прошел по когда-то чистенькой кухне и гостиной, вдребезги разбил коллекцию сувенирных тарелок, переколотил глиняную посуду, сбросил с домашнего алтаря фотографии детей Аакъюков. Старинное ружье для охоты на волков исчезло со стены, и печка давно остыла. Эстер, давя ногами осколки улыбающихся Расмуссенов, прошла к буфету и выдвинула ящик для ножей.
У нее за спиной скрипнула ступенька. Том, который стоял ближе к лестнице, обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть серую кляксу лица, выглядывающего через перила. Лицо тут же исчезло, словно человек взбежал на второй этаж. Том вскрикнул от удивления и немедленно зажал себе рот рукой, вспомнив о часовом на пристани. Эстер грубо оттолкнула его и бросилась на лестницу. В ее руке тускло блеснул самый острый из кухонных ножей миссис Аакъюк. В полосатой тени за перилами началась какая-то возня, чей-то голос простонал: