– Ах, вы насчет этого, – сделал нарочито удивленное лицо Каганович. – Да, нам с вами от товарищей нечего скрывать.
– Так и запишите на свой магнитофон, – произнес Тухачевский куда-то в сторону зала. Повернулся к Кагановичу и жестом пригласил его пройти в большую комнату.
– Магнитофон? – Удивленно переспросил Лазарь Моисеевич. – Что это?
– Звукозаписывающее устройство. На магнитную ленту. У немцев с прошлого года вроде как стоит на вооружении частей связи особого назначения, занимающихся радиоразведкой. Что вы так на меня смотрите? В НКВД их еще не используют? Все на проволоку по старинке пишут?
– Я понятия не имею, на что пишут в НКВД, – произнес несколько озадаченный Каганович.
– Тогда и черт с ним. – Улыбнулся Тухачевский. – Будем считать, что шутка не удалась.
– Чай? – Решила проявить некоторую заботу Нина Евгеньевна.
– Буду вам очень благодарен, – улыбнулся Каганович, вешая пальто на крючок вешалки.
Пройдя в комнату и усевшись на диван, Лазарь Моисеевич осмотрелся и удовлетворенно хмыкнул.
– Я так понимаю, вы пришли по делу, а не ради соблюдения формальной вежливости?
Может быть, сразу к нему и перейдем? – Спросил Тухачевский. – Вас не смущает, что нас слушают?
– Сейчас нас не слушают, – со все той же шутливой улыбкой сказал Каганович.
– Опасный шаг. – Задумчиво произнес Тухачевский. – Хозяин в курсе?
– Он и отправил. Я хотел с вами обсудить один вопрос, который не желательно освещать при лишних слушателях.
– Вот как? – Спросил Михаил Николаевич, задумчиво наблюдая за своим гостем. "Он врет", – подумал Тухачевский, наблюдая за характерной мимикой, "Как по писанному.
Вопрос только в чем. Нас записывают или Сталин не в курсе?" – И что же это за вопрос такой, что сотрудникам ГУГБ НКВД о нем знать не стоит? Насколько я знаю, подписку о неразглашении никто не отменял, да и серьезных ребят, преданных делу, не так чтобы и мало, особенно в органах, чтобы помочь оступившимся. Даже тот же Ежов, – от упоминании Николая Ивановича Каганович скривился. – Что? Он вам не по вкусу?
– Вы же сами его так отрекомендовали, что хоть сразу расстреливай. Партия заинтересовалась вашими заявлениями и стала проверять Ежова Николая Ивановича.
– Значит все подтвердилось?
– Иначе с вами бы никто не разговаривал. Дали признательные показания. Выдали соучастников. Проверили. Осудили. Расстреляли. Вы же понимаете, что сейчас не те времена, когда Партия может проявлять ненужный гуманизм.
– Отчего же не понимаю? Я ведь враг. Классово чуждое происхождение. Имперское военное образование. Гвардейский подпоручик Российской Императорской армии. Мне даже не нужно что-то замышлять, чтобы меня подозревали. Достаточно просто быть.