До закрытия навигации «Натали» успела выполнить два рейса: в японский порт Китакюсю и в Пусан, что на Корейском полуострове. Зиму пришлось провести во Владивостоке.
Порт замерзающий, ледоколов нет; поэтому зимние месяцы Арсенин посвятил большей частью чтению атласов и карт, уединившись в съемной квартире на Афанасьевской улице, что в Офицерской слободе.
Но уже с началом новой навигации Бринер перевел «Натали» на Индийскую линию, и практически весь следующий год Арсенин вновь бороздил морские просторы.
После месячного отпуска, проведенного во французском Сиаме, Арсенин вновь вернулся к работе. И снова рейс следовал за рейсом: попутные ветра сменялись то штилем, а то и штормами, случались накладки с документацией на груз и недобросовестные поставщики, но большую часть составляли спокойные походы.
Так все продолжалось до мая 1893 года, когда Арсенин повел свой пароход из Сиама к родным берегам.
Май 1983 года. Южно-Китайское море, неподалеку от мыса Камо
«Натали» отошла от мыса Камо, что в Южно-Китайском море, уже дальше чем на сотню миль, море радовало спокойствием, отсутствием малейшего волнения и признаков приближающейся непогоды. На утреннюю вахту, сменив второго штурмана Копытова, заступил первый штурман Силантьев, опытный моряк и человек во всех отношениях надежный. Арсенин со спокойной совестью находился в своей каюте, развалившись на койке и читая новую книгу англичанина Киплинга — «Наулака: История о Западе и Востоке».
Через час такого благолепия под мерное покачивание идущего судна Арсенин стал подремывать, когда вдруг из раструба переговорной трубы донесся голос Силантьева: «Вахтенный штурман просит капитана подняться в ходовую рубку». Так как голос звучал спокойно, Арсенин не спеша встал с койки, накинул на плечи белый тропический китель и вышел из каюты.
— И чем же вы хотите меня удивить, порадовать или вовсе огорчить, любезный Алексей Степанович? — слегка ворчливо произнес Арсенин, входя в ходовую рубку.
— Может быть, я зря вас потревожил, Всеслав Романович, но очень уж странным кажется мне судно по левому борту. — Силантьев указал на бригантину, покачивающуюся на волнах на расстоянии примерно двух миль от борта «Натали». — Сдается мне, не все на этой посудине в порядке, вроде как бедствие терпят.
— Из чего вы сделали подобные выводы, Алексей Степанович? — Арсенин взял в руки бинокль, висевший до того момента на переборке, и направил его в сторону бригантины.
— Я их уже минут пятнадцать наблюдаю. Судно лежит в дрейфе, паруса спущены. Якоря не отданы, оно и понятно, глубины здесь большие, штормовых якорей нет. Я распорядился поднять сигнальные флаги, ответа не последовало. Наблюдал за судном в бинокль, движения на палубе нет.