— Даже не поинтересуетесь, что я сегодня нашел в платяном шкафу вашей матушки?
— Ты посмел… ты посмел рыться у нее в шкафу?!
— Да, решил заглянуть в новенькие сумочки, которые Лула перед смертью получила в подарок.
У Бристоу отнялся язык.
— Ты… ты…
— У этих сумочек отстегивается подкладка. Оригинальная идея, правда? Под подкладкой белой сумочки было спрятано завещание, написанное рукой Лулы на почтовой бумаге вашей матушки и засвидетельствованное Рошелью Онифад. Я тут же передал его в полицию.
У Бристоу отвисла челюсть. На несколько секунд он потерял дар речи, но в конце концов выдавил:
— И что… что в нем было сказано?
— Что все свое имущество она завещает брату, лейтенанту инженерных войск Джонасу Агьемену.
— Кому? Какому еще Джонасу?
— Если интересно — выйдите в приемную и посмотрите на монитор. На экране его фото.
Бристоу встал и как лунатик побрел в соседнее помещение. Страйк увидел, как засветился экран, когда Бристоу пошевелил мышкой. Красивое, ироничное лицо Агьемена выплыло из темноты.
— Боже правый! — вырвалось у Бристоу.
Он вернулся в кабинет, сел на прежнее место и с раскрытым ртом воззрился на детектива:
— Я… я не могу поверить.
— Это тот самый парень, который заснят камерой видеонаблюдения, — сказал Страйк. — Он бежит прочь от места преступления в ночь смерти Лулы. Во время отпуска он останавливался у своей овдовевшей матери. Потому он и мчался по Теобальдс-роуд. Он бежал к себе домой.
Бристоу охнул.
— Мне все говорили, что я заблуждаюсь! — почти выкрикнул он. — Где же я заблуждаюсь, черт побери?
— Нет, Джон, ты не заблуждаешься, — сказал Страйк. — Ты просто псих.
За окнами раздавались звуки Лондона, живого во всякое время суток, грохочущего и рычащего наполовину как человек, наполовину как машина. Но в конторе единственным звуком было прерывистое дыхание Бристоу.
— Прошу прощения? — с издевательской учтивостью произнес он. — Как вы изволили обо мне отозваться?
Страйк усмехнулся:
— Я сказал, что ты просто псих. Убил свою сестру, вышел сухим из воды, а потом нанял меня расследовать ее смерть.
— Ты… ты сам не понимаешь, что говоришь.
— Ну почему же, прекрасно понимаю. Мне с самого начала было ясно, что смерть Лулы выгодна в первую очередь тебе, Джон. Десять миллионов фунтов стерлингов, когда твоя мать отдаст Богу душу. Это ведь не баран начихал, а? Тем более для тебя, который живет на одну зарплату, сколько бы ты ни кичился своим доверительным фондом. Акции «Альбриса» сегодня гроша ломаного не стоят, правильно я понимаю?
Еще несколько мгновений Бристоу не сводил с него глаз, а затем, немного расправив плечи, покосился на задвинутую в угол раскладушку.