По дороге он никого не встретил, даже на Репер Лейн. Так что, когда он перелез через забор у моста и спустился по откосу к железнодорожной линии, никто его не видел и не смог задержать. Он был один в белом безмолвии под темным небом с тяжелыми, низкими облаками, грозящими пролиться снегом. Он чувствовал себя первопроходцем, и это чувство согревало его.
По обеим сторонам вдоль путей снег достигал высоты двух футов, поэтому Филипу пришлось идти по путям, где проходившие поезда примяли снег и он лежал совсем невысоко. Он был грязный, с пятнами нефти и почти не прикрывал деревянные шпалы. На этом участке пути не было заносов, потому что высокие откосы защищали его от ветра, но кое-где во время оттепели небольшие лавины снега по склону северного откоса съехали на рельсы. Снег лежал отдельными кучками на тех участках пути, где на склоне не было кустов, которые могли бы задержать его падение.
Филип сам был свидетелем падения одной лавины буквально в двадцати ярдах впереди него. Он услышал грохот и остановился, испуганно глядя по сторонам откосов. Снег как белое полотно несся вниз по северному склону, потом последовал глухой стук, который отдался эхом вдоль всего железнодорожного полотна. Но снег не заблокировал путь, Филип уже раньше видел перед собой подобные кучи, разбросанные и спрессованные проходившими поездами и черные от копоти. Филип двинулся дальше, но теперь он внимательно следил за северным откосом и постоянно прислушивался к звукам, предшествующим сходу лавины. Это должно быть ужасно, подумал он, оказаться погребенным под такой лавиной.
Здесь почти не чувствовался ветер, высокие откосы не пропускали его в долину, и завывание ветра было слышно только в телеграфных проводах, протянутых вдоль путей. Над головой высоко в небе сильнее повалил снег, и вскоре большие влажные хлопья упали на его лицо. Они таяли на щеках и сверкали на бровях и ресницах.
Время от времени Филип опускал руку в карман и нащупывал деньги. Они стали теплыми от его тепла. Когда он дойдет до Минглетона, он купит там билет и потом сядет на поезд, и, если кто-либо спросит его, он скажет, что заболела его мать и что его отец прислал телеграмму, чтобы он сразу же ехал домой.
Чарли сказал, что до Минглетона, если идти по путям, всего две мили. Филип решил, что две мили — это ерунда, и он спокойно прошагает это расстояние. Ему нравилось, что здесь так тихо и спокойно и что идет снег и мочит ему лицо. Он чувствовал себя храбрым путешественником, когда шагал здесь один и никто не знал, где он находится. Иногда он оглядывался и через плечо смотрел назад на быстро падающий снег.