— Что-то больно ты скептик, госпожа Селена, — говорю.
— Так то ж не я, а кошка на заборе, — смеётся голос.
Как я его упустила из виду: за сугроб на воротном столбе приняла? За раскидистое дерево? Шевельнулся, вспрыгнул на гребень стены, сел, свесив ноги на мою сторону. Лицо скрыто тенью, одни глаза блеснули в отражённом свете действительно, как у кота… или волка.
— Что же это вам не спится, кавалер? — говорю.
— А вам, красавица моя?
— Почём вы знаете, красива я или нет?
Это уж флирт пошёл. По виду, по крайней мере.
— Слепой, что ли? Я ночью как днем вижу, и через капюшон, как через марлю.
— Я зато нет, — говорю.
Тут он соскочил вниз и распрямился прямо передо мной, так что неземной свет прямо в лицо ударил.
Ох. Сколько лет ему — не поймешь: то ли тридцать, то ли все пятьдесят. Фигура эфеба, осанка танцора, раскиданные по плечам волосы что сено в стогу — сверху на них отблеск луна кладёт, а изнутри темны. Лицо с точёными чертами и ртом как бы иссушено, выглажено до костей солнцем и ветром. Смуглая кожа — это уж точно видать. Такие лица и ночами не светятся, только бледнеют. Странно светлые глаза: раёк почти сливается по цвету с белком, а зрачок кажется в пол-лица. Весёлые, жестокие, шалые — берут за сердце и не отпускают. На душе от них ветер подымается. Наряжен в старую форму лэнских десантников, кажется, я даже штопку увидела — такую изящную, будто женщина вышивала. Хотя такой материи, как на его куртке и брюках, сносу вообще нет и не предвидится. Высокие шнурованные ботинки на крепкой подошве потёрты, но сидят на небольшой ноге как влитые. И, понятное дело, капюшон на плечи откинут, будто не холодно ему вовсе: этакий денди.
— Влюбилась тогда?
— Вот уж нет. По крайней мере, не в ту ночь. Знаешь, бывает такое удивление перед непонятным тебе созданием человеческим, которое все иные чувства превозмогает.
— И что, — говорю, — мне в ответ тоже раскрыться?
— Не стоит, — отвечает он, — милейшая ина Та-Эль Кардинена. — Своему хрупкому здоровью повредите.
Рассердилась я: либо на семь пядей в землю видит, либо проследил за мной, а то и вообще досье собирает.
— Вы, провидец, сами-то кто по цвету? Красный, бурый, чёрный? Не стесняйтесь признаться, нынче в мире благорастворение воздухов.
— Я, голубушка, третья сила, перед лицом которой вы помирились, — отвечает. — Волчий Пастырь.
— Денгиль, высокий доман здешних «горных братьев», — киваю. — Не много ли на себя берёте?
— Вы сказали — не я.
— Неправда, что ли?
— Правда полнейшая, — говорит. — А что один… Вы без свиты ходите, а я чем вас ниже?