— Лошадей?
— Когда убивают всадника, его конь не может послужить никому — такая им всем даётся выучка. Их ведут сюда, расседлывают, снимают узду и оставляют на вольный выпас. Трава здесь сочная, снег выпадает неглубокий — оседает на ветвях. В холодное время есть где укрыться. Естественных врагов нет, вернее — почти нет. Кобыл поначалу не хватало на всех жеребцов: воины их не шибко любят, оттого что рядом с ними жеребцы становятся безумны. Но здешние самцы ведь дерутся за главенство над табуном. Те, кто выживает, становятся холостяками-одиночками. И вот им, этому второму или третьему поколению отпущенных на волю, становится одиноко. Они же не дикие — лишь одичавшие.
И тогда кони выходят к человеку, хотела она, пожалуй, добавить, но не успела. Потому что Сорди увидел цепь широких, как чаши, следов на вязкой глинистой земле и обернулся к спутнице, показывая рукой.
— Да-да. Они единственные не боятся здесь пройти. Наверное, этому парню показалось мало травы или в тех местах она была жёсткая, будто осока. Нет, ты смотри — там целый косяк пасется.
В самом деле — вдали словно белое, в легких крапинах облако спустилось на землю. Тощие, невзрачные хлысты тех деревьев, о которых Сергей тосковал всё время, пока жил здесь… Или не совсем здесь.
И посреди берёз — смутные силуэты животных. По преимуществу пегой, тёмно-гнедой и то ли вороной, то ли караковой масти, последнее вернее. Об этом он сказал Кардинене.
— Приметлив ты стал. Я и то еле отсюда шкуры различаю. А ведь здешние мустанги, иначе лесные коники, только эти три цвета и носят: белый, карий и чёрный. Врозь и вперемешку.
— Я ведь немало в этой среде потёрся. Археологи, если прижмёт, ездоки неплохие.
— В горах работал?
— В Киргизии. На Алтае.
— Угм. Понравилось?
— Не то слово.
— Это подходит.
Женщина не успела сказать — кому и для чего, когда он споткнулся.
— Осторожно, ты. Когда говорю, смотри под ноги, а не мне в рот. Легка на помине, как говорится.
Сорди глянул — и оторопел. Огромная жирная змея того же зеленовато- серого оттенка, что и вся здешняя природа, разлеглась поперёк дороги и вроде бы грелась на скудном свету. От тычка она вздрогнула, как холодец, налитый в форму, и молча переползла на противоположный край.
— Брюхатая. Тоже хороша — разнежилась. Да ты не беспокойся, удавы не ядовитые. Если бы лошади вместо нас были, она бы вообще с пути убралась. Земля, вишь, от топота копыт сильно трясётся. Вообще-то эти двоякие твари здесь непуганые. Топи, хляби, омуты, влажный торф — а в них бурное кишение жизни. Родилка.
Сорди слушал вполуха: как-то сразу ему стало не до объяснений. На Алтае водились щитомордники — ампулу с сывороткой приходилось постоянно держать при себе, иначе через час после укуса — прямая дорога на тот свет. Впрочем, никто их всерьёз не боялся, особенно городское начальство. Ампулы были куплены частным порядком.