Ричард наклоняется и целует меня, а я думаю: «Я не скучаю по Бену. Я хочу быть именно здесь». Но опять же, если серьезно, вряд ли найдется хоть один нормальный человек, который, сидя в удобнейшем шезлонге с видом на прекрасное озеро Комо, хотел бы очутиться где-то в другом месте. Настоящая проверка отношений – это: «Счастлива ли я с ним в этом зачуханном мотеле на задворках Литл-Рока?»
После обеда у бассейна мы играем в теннис на грунтовом корте на холме, с которого открывается вид на озеро и на территорию отеля. Говорю Ричарду, что игра в теннис кажется пустым времяпровождением, когда вокруг такая красота, и нам следует каждую минутку посвятить любованию окрестностями.
– Хватит тормозить и приготовься к хорошему уроку.
– Да ну! Посмотрим, кто кого.
Оказывается, я не зря хорохорилась. Годы занятий теннисом себя оправдали. Я играю намного лучше Ричарда. Он даже не подает, а просто подбрасывает мячик и бьет по нему.
– Не знаешь, как подавать? – насмехаюсь я.
– Я бейсболист, детка! – кричит он.
Мощным ударом отбиваю мячик, Ричард замахивается ракеткой и промазывает. Мячик падает на линию.
– На поле, – кричу я. – Ноль-пятнадцать.
– Что ты там бормочешь, признаешься мне в любви?
«Пока нет», – думаю я, но вслух отвечаю:
– Ага!
– Здорово! – кричит в ответ он. – Ti amo, anche[10].
Я не знаю итальянского, но легко догадываюсь, что он сказал.
* * * * *
Вечером мы ужинаем на веранде. Стало прохладнее, но Джесс предусмотрительно положила в сумку мою синюю кашемировую шаль. Ричард в спортивной куртке, но все равно больше похож на симпатичного ковбоя, чем на симпатичного бизнесмена. Мы обсуждаем любимую тему: кто на работе знает о нас?
Обычно Ричард озвучивает разные догадки касательно отдельных персон, основанные на наблюдениях за коллегами в лифте и на обедах. Сегодня же он говорит коротко:
– Знают все.
– Не-е-ет! Правда? – восклицаю я, притворяясь расстроенной. Я рассказала только Жаклин, которая поклялась хранить секрет, но втайне я мечтаю, чтобы узнали все. Я горжусь тем, что встречаюсь с Ричардом.
– Все знают, – кивает он.
– Мне никто ничего не говорил.
– Как и мне.
– Тогда почему ты так уверен, что всем все известно?
– Ну, наверное потому, что люди обычно не комментируют то, что считают скоротечной интрижкой.
Я киваю, откусываю кусочек ньокки и обдумываю его слова: «то, что считают». Значит ли это, что на самом деле у нас что-то более серьезное, чем короткий роман? Или подразумевается, что у нас на самом деле интрижка? Продолжаю анализировать фразу Ричарда даже после того, как мы вернулись в комнату и занялись сексом – жестким, почти болезненным. И еще долгое время после того, как мы пожелали друг другу спокойной ночи и откатились по разным концам кровати, я мучаюсь неуверенностью, что имел в виду Ричард. Убеждаю себя, что это не важно. Что есть, то есть. Мы такие, какие есть.