В ходе развития цивилизации, с возникновением общественных институтов, жизненная энергия людей стала проявляться в погоне за богатством, властью и наслаждениями или же в азартных усилиях преуспеть в бизнесе. Слава, богатство и женщины — эта триада составляет основу существования современного человека. Тот, кто сознательно это презирает, ненавидит или же боится этого, — попросту слабак, не имеющий воли бороться, или же неудачник, отворачивающийся от истины»>[82].
Немудрено, что мужчина с такими нравственными установками искал женщину западного типа, хотя по традиции шел к гейше. Но и сами гейши знали, зачем теперь приходят к ним такие клиенты. Среди девушек всегда находились те, кого в Ёсиваре причислили бы к дзёро, но сейчас они считались просто развратными «иностранками»: «Такие женщины бывают только на Западе. Чем-то Кикутиё в точности напоминала западных проституток из тех, что ночь напролет веселятся, сидя нагими на коленях у мужчин с бокалом шампанского в руках.
Если взяться за перечисление особых достоинств Кикутиё, то первым будет белизна кожи. Среди японок это редкость, и лишь у таких вот белокожих все тело может залить ни с чем не сравнимый нежно-розовый румянец.
Ну а вторым достоинством Кикутиё была ее полнота. В просторечии ее назвали бы “сбитой пампушкой” — ни слишком рыхлая, ни слишком плотная, как раз в меру. Ее нежное полное тело обладало удивительной упругостью, а в любовных объятиях оно словно само скользило в руки мужчины и притягивалось к нему, не оставляя ни малейшей щелочки. <...> На самом деле Кикутиё, когда ее обнимали, от удовольствия непрестанно извивалась всем своим небольшим телом. И каждый миг мужчина испытывал новые ощущения, как будто каждое следующее мгновенье с ним была совсем другая женщина.
Манера держаться была третьим достоинством Кикутиё. Она была необычная гейша, и, будь то дневной свет или свет фонаря, она не пугалась и не смущалась, как все японские женщины. Если мужчина искал близости с ней еще прежде, чем была приготовлена постель, она вела себя столь же бесстыдно, как если бы стояла глубокая ночь и все вокруг уже уснули. Постельные принадлежности, а тем более ночная одежда служили, в представлении Кикутиё, лишь для защиты от холода, но отнюдь не для прикрытия наготы. <...>
Четвертой особенностью, отличавшей Кикутиё от остальных гейш, была ее речь — разговоры, которые она вела в постели, порой вступая с гостем в перепалку. <...>
Она вела оживленные беседы лишь о себе самой. Правда, ни одной складной истории от нее никто не слышал. Все рассказы всегда сводились к мужчинам, к тому, как они с ней забавлялись»