— Нет, у меня есть время.
— Вы, наверное, студентка?
— Да, то есть, не совсем. Я сейчас нахожусь в академическом отпуске.
— А где Вы учились? На каком факультете? Любопытно, чем интересуется молодежь.
— Социология.
— Наука об обществе? Что ж, занятно. Располагайтесь. Посмотрите, какой ароматный кофе. А пирог! Моя жена изумительно готовит. Это болгарский пирог с брынзой, очень вкусный, попробуйте. Вы не стесняйтесь. Простите, что я так запросто. Вы не беспокойтесь, я не надеюсь, что Вы у меня что-то купите — молодежь в наше время не интересуется стариной…
Но, понимаете, я живу в Восточном переулке. А что такое переулок? Это не улица, это так, завиток, уголок, и очень скучно бывает в таком уголке. Как будто жизнь проходит мимо. Казалось бы, что старику, доживай спокойно свой век, но не хочется принимать одиночества. Вы меня понимаете? С женой прожили полвека, она — моя второе «я», так что без слов понимаем друг друга. А еще хочется узнать что-то новое о мире, услышать новую мысль. Понимаете?
Марта улыбалась и кивала. И даже воспринимала все происходящее как само собой разумеющееся. Как будто ее каждый день приглашают на кофе неизвестные владельцы незнакомых магазинов. Мать бы закрыла глаза от ужаса и долго бы удивлялась, почему Марту не ограбили и не продали в рабство в Турцию.
— Знаете, мой сын меня как-то осуждает за пристрастие к старине, за привязанность к вещам. Не знаю, может, он просто человек другого поколения, и ему не дано чувствовать время, которое заключено во всем этом. Ведь это не просто вещи — это плоды творчества, труда, это воплощенные идеи, поиски, мечты. Нет тех мастеров, которые создали эти предметы, нет их владельцев, а вещи несут в себе память о них. Они и свидетельства своей эпохи, и чьей-то частной жизни. Их делали с любовью, какие-то — с кровью и потом, их творили, чтобы радовать взгляд, чтобы украшать жизнь. Мир старинных вещей — особый мир, каждый предмет несет в себе Историю, неужели это не фантастично? Вы еще не появились на свет, а перед этой гравюрой уже прошла жизнь трех поколений людей. Через эти вещи прошлое может говорить с нами, разве нет? По сути, я продаю не материальные предметы, а тайны, я продаю остановившееся время. Почему мой сын не понимает этого? Почему?
Марта слушала с удивлением. Этот простой на вид человек, чудаковатый иностранец, говорил не хуже какого-нибудь преподавателя философии или культурологи из университета. А еще стало ясно, что ему не нужны были новые мысли «с улицы», ему нужны были уши, которые могли бы слышать.