Старшина решает назначить привал. Он возвращает людей по своим следам за версту от остановки. Если враг наблюдал за взводом или заметил его, этот несложный маневр с возвращением временно запутает немцев.
Все немедленно валятся на лужайку и засыпают.
Взводный проверяет, бодрствуют ли посты, и, убедившись, что они честно несут свой крест, проходит к дороге.
Неподалеку от нее, прямо на север, должна быть небольшая деревня. Если там нет противника, кто-нибудь из разведчиков наведается туда днем и поговорит с местными жителями.
Вскоре Смолин действительно замечает редкие огоньки села. Старшина ложится в кювет и надолго застывает без движения, вглядываясь в смутные очертания домов, ловя звуки, доносящиеся оттуда.
Затем возвращается на бивак.
Разведчик не зря выбрал для привала эту поляну. До взвода здесь уже, судя по следам, стояла какая-то немецкая часть. Трава сильно вытоптана, кругом валяются обрывки газет, пустые консервные банки.
Врагу, если он вздумает преследовать русских, трудно будет обнаружить их отпечатки на замусоренной траве.
Подобрав с земли несколько старых газет и помятых конвертов, старшина ложится рядом с Ароном — и тотчас засыпает.
В полдень открывает глаза, вскакивает на ноги и осматривает поляну. Почти все бойцы уже проснулись и расправляются с консервами, завтракая и обедая одновременно. Смолин приказывает засыпать землей опустевшие банки и отправляется к дороге. Вскоре бесшумно спрыгивает в яму, где прячется Варакушкин.
Молодой солдат молча кивает командиру и продолжает красными воспаленными глазами наблюдать за деревней. Отсюда хорошо видна ее южная околица.
Разведчики долго молчат.
Наконец Варакушкин спрашивает:
— Зачем остановились тут? Село близко. Опасно.
Смолин косится на новобранца и добродушно усмехается.
— В чужом тылу рискованно везде. Поверь, здесь не хуже, чем в любом другом месте. И тут многое можно узнать.
— Многое?
— Многое. В деревню совсем недавно вошел артдивизион. Полагаю, на отдых. Эти сведения не помешают нам.
Варакушкин недоверчиво смотрит на командира и качает головой.
— Тебя как зовут? — спрашивает взводный. — Прости, забыл. Совсем мало воюем вместе.
— Алеша.
— Я вижу, Алексей, ты не поверил мне?
Солдат в смущении молчит. Поборов робость, признается:
— Не поверил, товарищ старшина. Как можно узнать, что там — дивизион? А может, вовсе никого нет?
Смолин нежно и печально оглядывает славного мальчишку, пришедшего на войну, небось, со школьной скамьи, пожимает плечами.
— А разве не видно?
— Нет.
— Мы подошли сюда ночью, незадолго до света, Алеша. В такую пору деревня спит глубоко, должна спать. Но ведь не спала, сам заметил, чай. Лаяли собаки, ржали лошади, шумели моторы машин. Значит, немцы. Они появились в селе совсем недавно. Почему? Видишь ли, псы брешут по-разному. Это — свой, особый язык, и за ним интересно понаблюдать, коли есть время. Собаки голосили исступленно: для них «гости» были чужие люди, к которым они не успели привыкнуть. Несколько раз сюда доносился визг дворняжек: немцы просто били надоевших им псов.