— Наша «звезда». Невропатолог. Представь: тридцать пять лет, а уже доктор наук, автор целого ряда…
— Тридцать пять — это мало?
— Конечно!
— Значит, и я еще не так стар, Оля. Ведь я его старше всего на шесть лет…
— Зато он профессор! — рассмеялась Червинская.
— А я — генерал — отшутился Поздняков. — Докторов много, а нашего брата… попробуй, найди на мое место.
— Ты, как и раньше, влюблен в свой руководящий гений, Алеша! Напрасно раздуваешь себя, можешь лопнуть. Хорошо, что у тебя зимой все обошлось благополучно…
— Это лишний раз говорит о нашей ответственности, Оля. А твоему профессору не лопнуть, даже если он завтра станет ослом.
— Очень умно! — весело воскликнула Ольга. — Впрочем, у вас ведь ценится язык, а у нас — руки. Ну о чем мы болтаем, Алеша?
— Да, мы отвлеклись, Оля. Давай вернемся к тому, что я тебе предлагал.
— Уехать?
— Да.
— Очень мило с твоей стороны! Как ты все просто решаешь! Ты даже дорогу, рассказывали, спустил с берега на лед…
— А почему: даже?
— То есть как почему? Ведь это было связано с большим риском… с целой армией, как ты любишь говорить.
— Ты, как всегда, права, Оля! — с удовольствием подхватил Поздняков. — Видишь, ты и сама признаешь, что риск с дорогой был куда сложней, чем тебе решиться уехать. В крайнем случае будет только одна жертва…
— Опять ловишь на слове? И на работе ты так?
— Так, — улыбнулся Поздняков, вспомнив Теплова.
Ограда кончилась, и они вышли на открытый берег. Ольга смотрела на Ангару, на синеющие в легкой дымке далекие сопки, а думала о своем. Зачем он ей предлагает опять сойтись? Разве надеется вернуть то, что дала им когда-то их молодость? Ради чего он должен бросать семью? А она — клинику? Свой круг? Кем он заменит ей Сергея Борисовича, ее коллег, ее любознательных, шумных студентов. Женами автомехаников? Подобной Горску районной больницей? Ведь в Москву она и сама не вернется, Москва будет давить ее, терзать ее память… Да, она любит его, конечно, любит, но так ли велика ее любовь теперь? Ведь предложи он ей в первые дни их встречи — может быть, не задумалась даже!..
— Оля, ты о чем думаешь?
— Ни о чем… Ах да, ты уже говорил мне, что человек не может не думать. Так вот я думаю о тебе, Алеша: кинешься ты вот сейчас в воду? Ради моей прихоти?
— Скажи: «еду» — и я снимаю пиджак.
— Вот как? А прежде, мне кажется, ты бы не стал ставить условия… и снимать пиджаки, Алеша, — вполне серьезно, глядя ему в глаза, сказала Ольга.
— Ты по-прежнему невозможная, Оля! Я говорю о жизненно важных вещах, я готов пожертвовать ради любви к тебе всем, что мне дорого, а ты… ты переводишь все это в шутку!