Однако обычно добродушная улыбка профессора на этот раз уступила место озабоченности. Ольга напряглась до предела. Что с ним? Зачем он ее вызвал?..
— Вот, пожалуйста… полюбуйтесь. — Он взял со стола рентгеновский снимок.
— Чей это? — вгляделась, держа снимок на свету, Ольга.
— Мальчик один. Известно, шалуны. Катался, говорят, так вот машиной его зацепило… Видите? Осколочек в левом полушарии…
— Мы готовы, профессор. Можно везти? — осторожно спросили сзади.
— Да-да, конечно… Вот сейчас и операция. Уж не знаю, удастся ли что-нибудь сделать… боюсь я что-то за свои руки… — Он, как бы в подтверждение, показал Червинской свои старческие натруженные пальцы. — Ваши бы тридцать три…
— Поздняков?! — едва не вскричала Ольга, обратив внимание на подпись в углу снимка.
— Что вы так всполошились, голубушка? Уж не знакомый ли?..
— Где его история болезни?
— Вот… пожалуйте, — удивленно глядя Червинской в лицо, подал профессор.
Ольга пробежала глазами строки: не совпадение ли? Не однофамилец ли?.. Но нет: «Владимир Алексеевич… Партизанская, 18…»
— Да, это сын… моего хорошего знакомого… Боже мой, какой ужас! — Ольга вдруг отчетливо вспомнила и настойчивые звонки, и плач и крики мальчиков, требовавших отдать им его папу…
— Где этот несчастный?
— Так повезли же…
— Сергей Борисович, умоляю! Пустите меня к нему!..
— Да что с вами?..
— Сергей Борисович, я прошу… Это же моя тема, Сергей Борисович… Я совершенно спокойна, Сергей Борисович!
— Да-да… Ведь я, собственно, за этим и приглашал…
Спустя двадцать минут Червинская уже подходила к операционному столу, держа перед собой руки в перчатках…
6
Клавдия Ивановна, проплакавшая всю эту ночь на больничном диване, в самом конце длинного коридора, видела, как уже утром из палаты, где лежал Вовка, люди в белых халатах выкатили тележку с накрытым простыней маленьким тельцем, кинулась к ним и тотчас забилась в чьих-то сильных, поймавших ее руках.
— Что вы делаете, мамаша! И это совсем не ваш ребенок. И профессор еще не скоро приедет.
Ее вернули к дивану, усадили, дали воды. Стуча зубами о стекло, Клавдюша сделала несколько глотков, дикими глазами уставилась на двух откуда-то появившихся санитаров.
— Ну чего так смотрите, мамаша? Не ваш это. И шли бы вы лучше вниз, чего вам тут маяться-то?
Клавдюша и верила — и не верила людям. Может быть, материнское чутье подсказывало ей, что повезли на операцию именно Вовку. Ведь еще ночью сказали, что на утро вызвали профессора… Но санитары так правдиво смотрели ей в глаза, такое спокойствие было в их чуточку укоризненных улыбках, что Клавдюша сдалась, поверила людям. Хоть бы только скорей возвращался Алексей. Всю ночь просидел с ней рядом, сам же сказал ей, что вызвали профессора — и вот не едет что-то. Неужели есть что-либо важнее этого? Неужели у него не болит сердце?..