— Где же она так долго? — Лунев, почувствовав неладное, даже огляделся. — Уж не в магазине ли? Ну конечно же в магазине! Ведь как раз по пути… и там должны что-то давать… Я сейчас же бегу ее встретить!
— Слава те, господи! — обрадовалась старушка.
Лунев подбежал к вешалке, поднял с сундука шубу — и увидал шинель.
— Чья это шинель?..
— А?.. Где, соколик?.. И верно шинель… Ах ты батюшки…
— В чем же она ушла? — и вдруг, что-то сообразив, оглянулся на кухню, куда не пустила его Романовна.
Старушка замерла в страхе. Что же теперь будет-то? Лунев еще раз посмотрел на шинель, на военную со звездой шапку, Ольгину на вешалке дошку, на выдавшую себя одним своим взглядом Романовну и, растеряв радость, стал натягивать шубу. Сутулясь, пошел к двери.
— А шапку-то, соколик… Шапку-то!..
Лунев повернулся, снял с вешалки свою шапку и, постояв, громко, чтобы слышала Ольга, простонал:
— Зачем это все… так безжалостно… так жестоко…
8
В половине девятого утра Романовна разбудила Ольгу.
— Пора, Оленька. Как велела.
На столе уже шипел самовар, лежали нарезанные ломти хлеба, оставленные Луневым колбаса и консервы. Ольга поднялась, заспешила. За чай сели молча. Уже уходя, Ольга снова зацеловала Романовну, умоляя простить ей все, чем она ее огорчала, расстраивала.
— Чего я тебе не прощу, Оленька. Береги себя… — дрожащей рукой перекрестила она свою любимицу, вцепилась в нее, прижалась к ее груди лицом и отпустила…
…В поезде Ольгу уже ждали.
— Ну вот и все в сборе, — довольный своевременной явкой Червинской, сказал начальник поезда. — Я ведь, грешным делом, чуть вас из списка не вычеркнул, Ольга Владимировна.
— Почему же, Сергей Сергеевич?
— Приказано было не задерживать, если вы… Да вот вы и вернулись.
Ольга поняла, на что намекал ей начальник поезда, куснула губу. К составу подошел паровоз, дернулись, перекликнулись буферами вагоны.
9
Домой Лешка вернулся с пустым железным сундуком, в котором хранил слесарные инструменты. Пришел туча тучей и сразу же стал укладывать в ящик свои немудреные пожитки: смену белья, сшитый Фардией Ихсамовной костюмчик, теплые носки.
— Ты куда собираешься, Леша?
— В командировку, мама.
— Какую командировку?
— Обыкновенную… в Качуг.
— Почему раньше не сказал мне? Я бы тебе чемодан купила… Ай-ай, таких маленьких в командировки посылают! Надо Нуму спросить…
— Не надо, мамочка! Другие же едут, правда?
Лешка старается не глядеть в глаза матери, но говорит бодро, будто ничего не случилось. Фардия Ихсамовна, ахая и жалуясь на войну, помогла уложить вещи, сунула в сундучок мыло, зубной порошок, хлеб, сахар, сало, — только что отоварила карточку мужа, — накормила Лешку на дорогу его любимой картошкой «фри».