— Сперва верховик дует. Это, считай, самая что ни есть погода. Солнышко, волны поплескивают, чайки летают. А потом култук. Этот низом дует. Тот, верно, все собирает: и дожди, и пыльцу с гор — все. Закрутит, завертит, дождями зальет. И сарма. Эта, что тебе рысь: подкрадется из-за гор да сверху как вдарит! Куда култук, куда что — все разгонит. Вода ажно от берегов схлынет — и рябь пойдет. А дальше, в море-то, такие валы погонит — не приведи господи! Я в эту сарму разок угодил, так, думал, все тут. За баркасом лодчонка была привязанная. Так ту как на волне вскинет, встанет она, матушка, на попа — ну тебе стенка-стенкой, так и ждешь, что на голову шлепнет. Ан, глядишь, обошлось. И будто куда провалилась — нет позади лодчонки. Страшная эта штука, сарма. Зато после ее опять солнышко, и чайки, и опять же верховичок…
И смолк: к ним на пригорок поднимался рослый щеголеватый лейтенант.
— Вы хирург Червинская?
Темные выпуклые глаза так и ощупывают Ольгу. Савельич встал, вытянулся перед весело ухмыляющимся лейтенантом.
— В чем дело? — рассердилась Червинская: терпеть не могла она таких слишком уж откровенных разглядываний.
— А вы ничего. Я бы с удовольствием к вам под нож…
— Что вам от меня нужно?
— Простите, увлекся. Вот приехал за вами. Генерал просит. Занозу ему вытащить…
— Вот пусть и едет сюда со своей занозой.
— А вы сама заноза хорошая, дорогуша. Это ведь генерал просит. Может, прокатимся? Лимузин к вашим услугам. — Он показал на стоящую внизу окрытую легковушку.
Ольга не знала, что делать. А больше всего злил ее этот нагловатый щеголь. И генерал хорош: что за прихоть отрывать хирурга на какую-то занозу.
— Хорошо, я спрошу начальника госпиталя.
— Так ведь он сам меня направил к вам, душечка…
— Перестаньте!
Ольга встала и пошла вниз, к госпиталю. Лейтенант достал коробку «Казбека», постучал папиросой по крышке, не спуская глаз с гибкой, стройной фигуры молодой докторши, спросил санитара:
— Что это она злая?
— Не могу знать, товарищ гвардии лейтенант!
— Замужняя? Есть кто у нее тут?
Савельич вздохнул.
— Не мое это дело, товарищ гвардии лейтенант. Может, и замужняя.
— А хороша! Хороша, проклятая! А глаза-то какие! Синие глаза-то?
— Не могу знать.
— Экий же товар пропадает! А почему злая?
Савельич затоптался. Уйти бы от греха, да нельзя: служба!
— Сами вы ее, товарищ гвардии лейтенант, забижаете. Она женщина справедливая…
— А ты-то кто ей? Нянька? Или сам, может, тут втихомолочку, по-стариковски? — и расхохотался своей остроте. — Вот что, отец, ты ей скажи при случай: как, кума, не журись, а до кума повернись. Ну, бывай, папаша! — И, дружески похлопав по плечу Савельича, сбежал к машине.