— Я хирург. Что у вас, товарищ?.. — как назвать человека с ромбиками в петлицах? Генерал? Командующий?
— Заноза, язви ее в душу! Давай-ка ее оттуда. — Военный сел прямо, выказав весь свой могучий корпус. Из-под густых, сцепившихся над переносьем косматых дуг блеснули в черноте белки глаз.
Ольга, едва различавшая в полутьме предметы и лица, с трудом разглядела забинтованное плечо военного, выступившую на марле кровь. Какая же это заноза? И темень еще… А он на тебе — что-то делай!
— Что же я здесь увижу? Я ведь не кошка.
— Верно, не кошка, не сообразил. Лейтенант!
— Я, товарищ генерал!
— Освободи поднавес хирургу!
— Слушаюсь, товарищ генерал! — И, предупредительно открыв дверь, пропустил впереди себя Ольгу. — А ну, кыш, кролики! Генерал петь будет!
«Поднавес» опустел в одну секунду. Генерал появился в дверях, шагнул, уперся головой в накат бревен и сел, раздавив под собой ящик.
Червинская развязала бинты, рванула присохшие к ране. Генерал только крякнул:
— Вот это по-нашему, язви ее… Молодец, доктор!
Рана была глубокой, рваной. Привычной рукой нащупала у плеча осколок.
— Надо в госпиталь. Это же операция!
— Какой, к дьяволу, госпиталь, когда тут… Тащи так, доктор!
— Но это же страшно больно! — поразилась Ольга такой решительности. — Тут надо наркоз…
— А мы с песней. Режь, говорят! Лейтенант, запевай! Давай, давай, тяни ее оттуда, холеру!.. — и загудел, затянул песню, глуша басом лейтенантовский баритон:
…Славный корабль, омулевая бочка!
Эй, баргузин…
Червинская работала скальпелем. Острый, длинный, что стальное перо, осколок задрожал наконец в ее пальцах: какую же боль должен был вынести, побороть в себе этот большой человек в солдатской гимнастерке!
Поблагодарив Червинскую, генерал приказал лейтенанту отвезти ее в госпиталь.
— Нет-нет… Я лучше одна, — поспешила возразить Ольга и, пугливо взглянув на лейтенанта, занялась инструментами.
Генерал, перехватив взгляд, поманил к себе лейтенанта, погрозил пальцем.
— Смотри, кот! Я тебе усы выдерну. Отвезешь — и назад, живо!
9
Сердце, казалось, перестало стучать, когда Нюська вышла из мрачного клокочущего вокзала и очутилась в Москве.
— Здравствуй, белокаменная матушка наша! — торжественно произнес один из членов культбригады и при этом снял шляпу.
Нюська, раскрыв рот, смотрела на привокзальную площадь, на высившиеся вокруг нее многоэтажные здания, бесконечные вереницы машин и людские потоки. Так вот она какая, столица! Нюська вцепилась в руку подружки, едва выдохнула:
— Вот да-а!
— Нравится? — глядя на обалдевшую Нюську, улыбнулась подружка.
— Страшно.