— Вот так-то, мил человек, лучше, — с сердцем сказал раненый дежурному офицеру.
5
— Что ж ты, Аннушка, голову кавалеру морочишь? — начал миролюбиво начальник госпиталя, когда Нюська окончательно успокоилась и села против него на стуле.
— Какому?..
— А сколько у тебя их? Ну не красней, твое дело. Только этот-то совсем голову потерял. Пожалей уж, — и, нашарив в столе распечатанное письмо, отдал Нюське.
— Спасибо, — невольно вскочила Нюська. И спохватилась. — Разрешите идти?
— Иди, Аннушка. Да ответь, ответь парню…
Нюська убежала в палатку, села читать.
— Что, подруженька, опять письма?
А Нюська даже не заметила Фени.
— Опять. Иди, слушай.
Но первые же строчки распечатанного письма заставили побелеть Нюську.
«Уважаемые товарищи военные врачи госпиталя!
Обращается к вам старшина второй статьи…»
— Он, Нюська! Моряк этот!..
Нюська поднялась, скомкала письмо, швырнула в железную печку. Но в тот же миг Феня кошкой сорвалась с койки, выхватила занявшийся комок, загасила.
— Ох и дурочка ты, подружка! Да разве за прочитку деньги берут? Зато интересно как… — И сама прочла дальше:
«…Очень прошу сообщить, есть в вашем подразделении Анна Рублева или отправлена куда в другой госпиталь? Прошу извинения, но этот человек для меня цель всей моей жизни и все прочее…»
— Ой, здорово как пишет, Нюсенька!..
«…Моя большая любовь к ней зажглась еще в Москве…»
— Вот гад! Вот гад что пишет! — вскричала Нюська. — Какая еще любовь?! На весь госпиталь опозорил…
— Да постой ты, подруженька. Дальше вот слушай:
«…А пишу я к вам, товарищи военные врачи, а не к ней прямо, потому как сам нахожусь сейчас на сложном ремонте и не знаю, на чем еще буду ходить. А потому прошу Ане об этом не сообщать…»
Два дня думала Нюська, как лучше отшить осрамившего ее перед самим начальником госпиталя матроса. И надумала, написала письмо на его госпиталь. Все расписала про него: и как в Москве при людях приставал к ней, и что вовсе она ему никто, а он все выдумал и позорит…
Написала, вложила в конверт, заторопилась: успеть добежать, пока не ушла почтовая машина.
Земля после вчерашнего холодного дождя еще не просохла. Бронзовые, красные листья берез и кленов густо устлали протоптанную лужайкой тропинку, мокрую от росы жухлую траву, поблескивающую в стороне лужами выбитую, исполосованную шинами и гусеницами дорогу. Серое ноябрьское небо опрокинутой солдатской миской легло на облетевшие леса, холмы, пологие безлесые горы, словно бы спрятав, защитив от войны, от далекого орудийного гула небольшой, чудом еще сохранившийся кусочек природы. Где-то там, за этой серой алюминиевой миской — фронт.