От горя Фаустины, потерявшей четырехлетнего сына, не осталось следов — мы можем их разглядеть разве что в чрезвычайной заботе, которой она окружила оставшегося в живых Коммода. Она отправилась в Сирию к Луцилле, только что родившей девочку от Вера. Две императрицы встретились. Ни один злопыхатель даже не упоминает о ревности, которая могла бы их поссорить. Рассказывали, будто бы Фаустина была любовницей своего зятя, но приложила все усилия, чтобы дочь об этом не узнала. Больше похоже на то, что Луцилла была с матерью очень близка, и позже они объединились против отца. Капризная любимица, она затмевала сестер. Антиохия ликовала. Луция провозгласили Парфянским, потом Мидийским, хотя вторжение легионов в область персидских святынь было бесперспективно. На сей раз Марк Аврелий согласился и сам принять эти титулы, а также императорскую салютацию — высшую почесть, дававшуюся сенатом за особо выдающиеся победы. Эта победа была четвертой. Все они перечислялись в официальной титулатуре, которой подписывались все акты и послания. Весной 166 года заключается мир. Историки не знают его точных положений, но можно констатировать кое-какие его территориальные следствия. Армения и Осроэна вернулись под контроль римлян; стратегически важные Карры и Дура-Европос стали римскими форпостами; римские базы для обороны и наступления покрыли Армению, Кавказ, Каппадокию, Сирию, сдерживали Парфию, угрожали Месопотамии. Большего и желать нельзя.
Возврат к довоенной ситуации был для Вологеза поражением, но винить за это он мог только себя. Его утешала (но не избавляла от унижения) цена, которую заплатил противник ради того, чтобы даже не повторить завоевания Траяна и всего лишь обеспечить минимальную безопасность своих восточных провинций. А цена была огромная, что еще долго отражалось на Империи. Победоносные легионы вернулись, потерпев большие потери в боях — и лишились они лучших своих подразделений. Но прежде всего они занесли споры гибели для себя и для миллионов жителей Европы: чуму. Мор уже несколько месяцев косил их ряды. Кажется, взрыв эпидемии случился в Селевкии. Родилась даже легенда, что ее вызвал гнев богов за разграбление храма Аполлона. Некий легионер будто бы украл ларец со спорами того, что в истории получило имя «Антониновой чумы».
Этот мор, природа и последствия которого в точности неизвестны, до такой степени поразил воображение поздней Античности, что преуменьшать его масштабы никак нельзя. Но стоит ли именно чуме вменять нарушение хода истории, ускорившее конец ранней Империи? Чтобы ответить с уверенностью, надо было бы обратиться к другим, более изученным великим пандемиям. Об этой же известно, что она началась в 165 году на Тигре и вместе с легионами прошла по всей Европе. Год спустя достигла Италии, потом была отмечена в Галлии и, наконец, на самом Рейне. Нет сомнений, что в воинских лагерях и в Риме число жертв было огромно. Императорам пришлось запретить хоронить покойников в Городе и в частных владениях. Они решили отнести расходы на похороны на казенный счет и отмечали память особо выдающихся личностей, сраженных бедой, которая не обошла ни одно семейство. Безусловно, это можно назвать социальным катаклизмом. Он длился несколько лет, распространяясь вдоль больших дорог. Но невозможно оценить его влияние ни на экономику, ни на демографию, поскольку чума совпала с другими явлениями, в те же самые годы сотрясавшими ойкумену. Во всяком случае, можно предположить, что между разными факторами дестабилизации просматривалась связь.