Супруг ее, Талай, отличался похотью фавна и неутомимостью кентавра. Местные и приезжие блудницы направо и налево шептали о неописуемых достоинствах несравненного любовника, способного без устали трудиться над женским телом, доколе в сосуде малой клепсидры не иссякнет вода. Слухи разлетались по Митиленам с быстротой распуганных воробьев, и многие добропорядочные горожанки, чьи мужья не были столь щедро одарены Приапом[6], только хмыкали и втихомолку завидовали Беренике.
Особо завидовать было нечему.
Ибо Талай стяжал себе неувядаемую славу именно среди блудниц.
Во все века, среди всех народностей особы легкого нрава смотрели, смотрят и, вероятно, будут смотреть на соитие, как на обычную необходимость, не приносящую ни малейшего удовольствия, а зачастую сулящую обиды и огорчения. Чем скорее избавляются они от мимолетных объятий, дающих одноразовый заработок, тем легче вздыхают.
Потаскухи, по десять-пятнадцать раз на дню отдающиеся мужам, юнцам и отрокам, избегают любых излишних, докучных ласк, ибо, усталые и безразличные к своему труду, забывают о наслаждении, как забывает глубокий старик о некогда плескавшем через край здоровье. Коль скоро посетитель не наделен избыточной выносливостью — великолепно: промелькнет, расплатится, исчезнет. Ежели попадется усердный пахарь любовной нивы — делать нечего, следует терпеть.
Но Талай не принадлежал ни к первым, ни ко вторым.
После знакомства с этим выдающимся человеком промышлявшая в городской лесхе[7] девка Феребея сообщила сердечной подружке Фило:
— Явился перед закатом и как начал орудовать! Я попрыгала, монетку отработала; потом притомилась, лежу бревно бревном, а он чешет, а он старается! Я под конец, веришь ли, сама готова была приплатить. Уж и не помню, когда меня в сок возводили... Мотыжил, покуда звездочки не высыпали все до единой!
Фило хихикнула.
Феребея отхлебнула терпкого лесбосского винца и прибавила:
— Но, представляешь, хоть бы разочек для приличия приголубил, подлюга!
* * *
Шестнадцатилетнюю жену Талай лишил невинности в столь же героической манере. Возбудясь и воспряв при виде нежного, свежего, изящного тела, он, словно хмельной сатир, набросился на Беренику, мгновенно и безжалостно вскрыл ей влагалище и, по выражению Феребеи, «орудовал» без устали.
А Талаев огнедышащий вулкан имел свойство извергать потоки лавы лишь через час-полтора после первых колебаний почвы. Крепко подозреваю, что бедолага страдал серьезным психофизиологическим расстройством, которое и сам он, и митиленские потаскухи по невежеству принимали за исключительную мужскую доблесть.