— Столь одарена Афродитой, что лишь я способен утолять подобный пыл! Это просто комок пламени!
Так он болтал три года, пока не доболтался...
По здравом рассуждении, пресыщенной, жаждавшей наибольшего разнообразия Арсиное следовало бы заполучить в собственность феноменального Талая.
Но царица нечаянно приобрела холодную, сторонившуюся чувственных забав Беренику.
* * *
Когда на следующую ночь Арсиноя приникла к уже улегшейся и готовившейся уснуть митиленянке, Береника недоуменно подняла голову, узнала повелительницу и смутилась.
— Не вставай, девочка, — ласково промолвила Арсиноя, — ты же под моим особым покровительством.
Фраза должна была прозвучать успокоительно и ободряюще, однако действие возымела совершенно обратное!
Проведай Арсиноя про дурацкую шутку, отпущенную Ликой в беседе с Гермионой, этрусской красавице едва ли поздоровилось бы, невзирая на ослепительную внешность и редкое любовное умение. Впрочем, и сплетничать, и, тем более, доносить Береника попросту брезговала. Посему тирренка вышла сухой из воды, а царица оказалась в изрядном замешательстве.
— ...сей же час получила особое покровительство! — негромко пожаловалась Гермиона, шествуя в обнимку с подругой по коридору, минуя бесчисленные бордовые колонны, расширявшиеся кверху. За одной из них тихонько стояла и глядела сквозь оконный проем в морскую даль грустная, задумчивая Береника.
— Значит, ее покроют на особый лад, — засмеялась Лика. — С вывертами да выкрутасами.
Митиленянка вздрогнула и побледнела.
Обе женщины исчезли за углом, не заподозрив ничьего присутствия.
Собственно, Лика сказала сущую правду, но Арсиноя намеревалась развращать северную скромницу искусно и постепенно, брать нежностью и терпением. Бесстыжая тирренка, сама того не ведая, предупредила Беренику об опасности, загодя испортив готовившуюся игру. Супруга Талая испугалась, насторожилась и твердо решила противиться любому натиску.
Царица потянула завязки на плечах, и тончайшая виссонная сорочка скользнула вниз, оставив Арсиною в блеске великолепной наготы. Освободившись от прозрачной ткани, льнувшей к стопам, точно морская пена, повелительница Крита сделала шаг и возлегла рядом с Береникой.
Та вскочила, словно ужаленная, и отпрянула к узкому окну прежде, нежели Арсиноя успела опомниться.
Воспитанная в изрядной строгости, Береника все же краем уха слыхивала о подобных забавах и, не вполне представляя их подлинного свойства, ждала чего-то поистине ужасного. Хуже и противнее Талаевских объятий.
— Нет, госпожа! — хрипло воскликнула пленница, поднося к устам сжатые кулаки и глядя округлившимися глазами: — Нет, пожалуйста! Нет, нет!..