Леон открыл вторую коробку. От запаха глины у него закружилась голова. Так случается, когда дотрагиваешься до любимой, которую ты считал потерянной навсегда. В его мозгу снова появилась нагая женская фигура, ее золотистая кожа сияла в лучах заходящего солнца. Она стояла на уступе прямо над водой.
Тара. Моя Афина, думал Димитриос, удобно прислонившись к колонне и молча наблюдая за ней. Сбылась его детская мечта. Современный Пракситель, если такой найдется, должен обязательно запечатлеть ее в мраморе.
Она стояла на краю обрыва и смотрела на море Гомера, темное, как вино, и на восход первого дня нового года. Ее глаза были устремлены вдаль, разыскивая что-то, известное только ей. Она слегка приподняла руки, и ветерок относил назад складки ее простого шерстяного платья, которое напоминало драпировку и облегало ее спереди как тонкий шелк, не скрывая, а, наоборот, подчеркивая ее изящные контуры. Розовый туман поднимался от теплых волн моря и кружился вокруг нее, отчего казалось, что она только что спустилась с Олимпа, чтобы отпраздновать победу. Свою собственную победу. Как будто храм был построен в ее честь, как всегда представлялось Димитриосу.
Нет, не Афина, задумался он. И уже не Тара. Ее победа стоила большего. Она была Кантарой, богиней человеческого духа, которая помогала своим героям не в битве, а в достижениях. Ее символ? Крошечные золотые весы, чтобы взвешивать мужские души. Какой замечательный двойник богини мудрости — богиня совершенства, родившаяся не из головы своего отца бога Зевса, а плод своего собственного разума. Ее герои больше не ждут ее на дне океана — как сокровище из бронзы, их не стоит уже искать и на земле — в лице одного мужчины из плоти и крови. Она наконец поняла, что ее герои, со всеми их высокими качествами, живут в ней самой, составляют ее сущность. Она будет мечтать, но впредь мечты не смогут управлять ею. Теперь — об этом говорила ее гордая поза и строгая складка губ — она достигла той точки, где женственность сливается с личностью, образуя одно целое. Димитриос улыбнулся.
Тара чувствовала, как ветер, будто благословляя, играет с ее волосами, ласкает ее щеки. Разглядывая храм Посейдона, она вдыхала свежий воздух будущего. Теперь весь мир был открыт и доступен. Она взглянула на дальний горизонт, на встающее солнце и почувствовала, что поднимается вместе с ним — поднимается и поднимается ко всему, что возможно.
Руки Леона начали разминать глину. Оказывается, они помнили. Оказывается, его талант, его видение, его мечты всегда были в его руках. Он чувствовал жизнь в глине, которая вскоре станет макетом, небольшим наброском скульптуры, которая потом будет больше, чем в натуральную величину.