Ни один из троих не ответил. Смазливая брюнетка как ни в чём не бывало потягивала апельсиновый сок. Рыжеволосая разглядывала потолок, а тощий седой мужчина уставился в пол.
– Я спросил, кто такие!
Седой поднял глаза и посмотрел на Долбака в упор.
– Девушек зовут Альфа и Гамма. Меня… – Он на мгновение замялся. – Меня зовут Бетой.
– Так зовут сучий помёт, – заржал Долбак. – И какого хрена вы у нас тут забыли, щенки?
Взгляд седого внезапно изменился. Долбак непроизвольно отпрянул: ему вдруг показалось, что визави целится ему в лоб. Ощущение было настолько явственным, что Долбак икнул. В следующее мгновение, однако, он взял себя в руки – пасовать перед явным задохликом ему никак не пристало.
– Две сучки тебе ни к чему, кобелёк, – бросил Долбак небрежно. – Одну я у тебя забираю. Вот эту, рыжую.
Вопреки ожиданиям, седой ничуть не испугался, а лишь насмешливо хмыкнул.
– Ступай отсюда, бычок, – подала голос рыжеволосая. – А то придётся оторвать тебе яйца.
– Что?! – Долбак опешил. – Что ты сказала, шалава?
Он не знал, что уже нарвался. Притирка длилась четвёртый год, всё это время трио медленно, шаг за шагом выбиралось из безнадёжной, как поначалу считалось, ситуации. Психозы и депрессии, буйные срывы и попытки суицида сотрясали, ломали, корёжили вершины нового треугольника. Вопреки медицинским прогнозам, не докорёжили. Не доломали. Чего это стоило всем троим, знали лишь они сами.
Сейчас притирка вступала в финальную стадию. Щадящий режим закончился, теперь трио намеренно искало обстановку, приближённую к боевой.
Альфа коснулась пальцем виска.
«Давайте, я», – передала она в сознания напарников и обернулась к Долбаку.
– Знаешь, что такое па-де-труа?
Долбак машинально кивнул.
– Думаешь, это любовь на троих, кретин? Ошибаешься. Это всё на троих.
Миг спустя столик, за которым сидели четверо, взвился вдруг в воздух. Долбак не успел даже отшатнуться: столешницей его приложило по голове и опрокинуло навзничь.
– Уносите, – велел вскочившей на ноги публике назвавшийся Бетой задохлик.
«Так обычно говорил Север», – с грустью передал он напарницам.
В конференц-зале тихо перешептывались, время от времени поглядывая в сторону пустой сцены. Ожидание затягивалось, и кое-кто из нетерпеливых уже начал теребить и без того задёрганного распорядителя. Пожилой элегантный мужчина на все вопросы отвечал подчеркнуто вежливо и ссылался на плотный график именитого гостя.
Наконец под сводами зала раздалась бодрая музыка, и на сцену под бурные аплодисменты выскочил низенький толстячок в деловом костюме кремового цвета. Лучезарно улыбаясь, он осмотрелся и направился к заранее приготовленной кафедре, которая оказалась ему несколько высоковата. Гость нисколько не смутился и устроился прямо на краешке сцены, заложив ногу на ногу.